Набоков Владимир - Удар Крыла
Владимир Набоков
Удар крыла
Когда одна лыжа гнутым концом найдет на другую, то валишься впенред:
жгучий снег забирается за рукава, и очень трудно встать. Керн, давнно на
лыжах не бегавший, сразу вспотел. Чувствуя легкое головокруженние, он
сдернул шерстяную шапку, щекотавшую ему уши; смахнул с ренсниц влажные
искры.
Весело и лазурно было перед шестиярусной гостиницей. В сиянии
стояли бесплотные деревья. По плечам снеговых холмов рассыпались
бесчисленные лыжные следы, что теневые волосы. А кругом - неслась в
небо и в небе вольно вспыхивала - исполинская белизна.
Керн, скрипя лыжами, взбирался по скату. Заметя ширину его плеч,
конский профиль и крепкий лоск на скулах, его приняла за своеземца та
англичанка, с которой он познакомился вчера, в третий день приезда. Изабель
- летучая Изабель - так называла ее толпа гладких и матовых молодых людей
аргентинского пошиба, всюду сновавших за ней, в бальнном зале гостиницы, на
мягких лестницах и по снежным скатам в игре искристой пыли...
Облик у нее был легкий и стремительный, рот такой яркий, что,
казанлось, Творец, набрав в ладонь жаркого кармина, горстью хватил ее по
нижней части лица. В пушистых глазах летала усмешка. Крылом торчал испанский
гребень в крутой волне волос - черных с атласным отливом. Такой видел ее
Керн вчера, когда глуховатый гул гонга вызвал ее к обеду из комнаты No 35. И
то, что они были соседи, причем номер ее комнаты
был числом его лет, и то, что в столовой за длинным табль-д'от она
сиденла против него - высокая, веселая, в черном открытом платье, с черной
полоской шелка вокруг голой шеи, - все это показалось Керну таким
значительным, что прояснилась на время тусклая тоска, вот уже полгода
тяготевшая над ним.
Изабель первая заговорила, и он не удивился: жизнь в этой огромной
гостинице, одиноко горящей в провале гор, билась пьяно и легко после мертвых
лет войны; к тому же ей, Изабель, все было дозволено - и консой удар
ресниц, и смех, запевший в голосе, когда она сказала, передавая Керну
пепельницу:
- Мы с вами, кажется, единственные англичане здесь... - И добавила,
пригнув к столу прозрачное плечо, схваченное черной ленточкой: - ... не
считая, конечно, полдюжины старушек - и вон того, с воротничнком задом
наперед...
Керн отвечал:
- Вы ошибаетесь. У меня родины нет. Правда, я пробыл много лет в
Лондоне. А кроме того...
Утром, на следующий день, он почувствовал вдруг, после полугода
привычного равнодушия, как приятно войти в оглушительный конус лендяного
душа. В девять часов, плотно и толково позавтракав, он захрустел лыжами по
рыжему песку, которым посыпался голый блеск дорожки пенред крыльцом
гостиницы. Взобравшись по снежному скату - утиными шагами, как полагается
лыжнику, - он увидел среди клетчатых рейтуз и горящих лиц - Изабель.
Она поздоровалась с ним по-английски: одним взмахом улыбки. Ее лыжи
отливали оливковым золотом. Снег облепил сложные ремни, денржавшие ступни ее
ног, не по-женски сильных, стройных в крепких санпогах и в плотных обмотках.
Лиловая тень скользнула за ней по насту, когда, непринужденно заложив руки в
карманы кожаной куртки и слегка выставив вперед левую лыжу, она понеслась
вниз по скату, все быстрее, в развевающемся шарфе, в струях снежной пыли.
Затем на полном ходу она круто завернула, гибко согнув одно колено, и снова
выпрямилась и понеслась дальше, мимо елок, мимо бирюзовой площадки катка.
Двое юношей в расписных свэтерах и знаменитый шведский спортсмен с
тернракотовым лицом и бесцветными, на
