Назаренко Михаил - Ночь Освобождения
Михаил Назаренко
НОЧЬ ОСВОБОЖДЕНИЯ
Душа ждала... кого-нибудь,
И дождалась... Открылись очи;
Она сказала: это он!
"Евгений Онегин".
Во тьме, где нету ни времени, ни страха, ни сожаления;
во тьме, где вечность не ложится на плечи бременем; во тьме,
где единственный звук - размеренное падение капель в холод-
ную бездну подземных озер. Во тьме. Где.
* * *
... где я проведу лето. Но это еще не скоро, хотя как
сказать. Конец апреля, знаете ли, необычайно жаркого киевс-
кого апреля, будто созданного для того, чтобы прогуливать
занятия. Вот я и сидел на склоне, лопал булку - только не
спра шивайте, панове, где я ее подтибрил! - и предавался
размышлениям. Интересно знать, думал я, какую трепку мне се-
годня вечером устроят любимые преподаватели... И вдруг, как
это не раз бывало и раньше, я почувствовал на себе чей-то
взгляд, будто бы...
* * *
... будто бы он бессмертен. И нельзя сказать, что это
не так, просто само понятие смерти к нему неприменимо. Гномы
- те из них, кому довелось его видеть воочию, - говорили
также, будто он почти всемогущ. Верили этим россказням мел-
кие подземные твари или не верили, но, упомянув его имя,
каждый раз суеверно оглядывались по сторонам.
А он и вправду был всемогущ. Он мог перекатывать Землю
на ладонях, как хрустальный шарик, мог тасовать времена, как
шулер тасует карты, мог обрушивать на наземных жителей сер-
ные дожди... и кажется, даже обрушивал некогда... Он мог бы
вспомнить каждый миг своего бесконечно долгого бытия, но не
хотел. И единственным ограничением его всемогущества было
отсутствие желаний.
Еще говорили, что он был одним из ангелов Вышнего Синк-
лита; еще уверяли, что это наместник о т т у д а , и много-
значительно указывали пальцем вниз, в глубь...
Он шел с закрытыми глазами, которые вовсе не нужны в
непроглядной темноте, кожей ощущая многотонные геологические
пласты над ним, и под ним, и вокруг. Он сбил с ног какого-то
зазевавшегося кобольда и, не останавливаясь, проследовал
дальше. Он мог днями ходить так, без определенной цели, и
вся прелесть движения была в том, что его можно в любой мо-
мент прекратить, а можно и продолжать бесконечно. Ибо что
для него время?
В сущности, впервые он почувствовал время совсем недав-
но, можно сказать, только что, когда...
* * *
... когда объедал монастырскую грушу. Было мне лет
шесть, вот тогда-то это и стряслось. В буквальном смысле.
Меня вдруг затрясло, как в лихорадке или как будто подкрался
сторож, хромой чорт, и стал тащить меня за штанину. Все за-
мерло; меня накрыла неслыханная, давящая тишина, и внезапно
я понял. Что отныне надо мной не властны ни мораль, ни зако-
ны. Что я обрел абсолютную свободу, такую, какой еще никогда
не выпадало на долю человека со времен Каина. Что бояться
теперь нечего, со мною не случится ничего дурного, потому
что моя свобода определена и предначертана. Вечно. Я почув-
ствовал, что могу сдвинуть Землю, если захочу, и засмеялся.
Миг прошел, и последнее, что я запомнил, был легкий по-
рыв ветра. Будто кто потрепал по голове.
Не дожидаясь, пока меня заметит сторож, рябой чорт, я
спрыгнул с дерева, перелез через ограду и припустил верх по
узкой улочке. Куда глаза глядят. Напролом через крапивные
чащи.
Мне было не по себе.
Кому я вру? Мне было страшно. Вот и все.
Бывает так, что в полдень, среди полной тишины ты вдруг
слышишь свое имя, сказанное неизвестно кем, - слово, пришед-
шее из ниоткуда. Но я тот день услышал не имя. Услышал Судь-
бу.
Я не хотел этого;
