Наумова Марина - Ночной Народ
Марина НАУМОВА
НОЧНОЙ НАРОД
ПРОЛОГ
Они бежали. Бежали, отдавая бегу всю душу. Бежали исступленно и
восторженно, отчаянно и вдохновенно, удирая от мира - и возвышаясь над
ним.
Да разве это бег? Не могут люди так бегать, нет у них ни причин, ни
надобности, ни чего-то еще - безымянного, но необходимого для того, чтобы
стать частью стихии, имя которой - движение.
Да и люди ли это бегут? Разве известно двуногим хозяевам мира, мнящим
себя венцом творения природы, такое самозабвение? Если кто из них и
считает так, видно, и сам он не человек, только еще не понял, бедняга,
свою истинную природу. Те, кто понял, - те бегут... Потому как не уйти им
от этого бега: не сорвутся они с места сами - так другие люди, подлинные
из подлинных, сгонят их с этого места и бросятся в погоню с улюлюканьем и
гиканьем. От сотворения мира взяла старт эта погоня. С тех пор и бегут...
И летят увлеченные общим порывом души. И мелькают копыта, лапы, ноги
босые... Что за скорость у них? Что за чудо такое?
Глаза горят, стелются по ветру волосы... да и не волосы это - змеи,
иглы дикобразьи, перья птичьи! Но любое уродство в этом бешеном беге
приобретает смысл - а значит, и красоту.
Мчатся они, ненужные миру, изгнанные миром - когда огнем, когда
пулей, а когда и убивающим непониманием. И не остановить их, не удержать,
разве что скрипнуть зубами от досады остается гонителям: не та мишень. Или
можно еще позавидовать их вдохновенности и пуститься однажды вдогонку - с
ними, не за ними.
И счастье их бег - и беда. Ведь сколько ни лети, сколько ни мчись -
всему есть конец. Передохнуть бы - да негде... Но уже вырастают из земли
стены, разверзается лоно ее, даря прибежище гонимым своим детям. Тут уж
только успевай заскочить за ворота и скрыться, сгинуть в старых от
сотворения развалинах. Всех примут они, всех приветят, кто взлетел над
миром и стал им отвергнут. Но беда тому, кто понапрасну потревожит эти
стены, - не будет пощады гонителю изгнанных. Лишь порвавший связи земные,
с кровью отсекший их от себя, имеет право войти сюда. Да и то - кто его
дал, это право? Земля? Луна? Ночные беглецы? Или сам пришедший решил за
себя?
И бегут гонимые, и вопит погоня - но крик ее далек, отстал на века.
Да только отсрочка - еще не спасение, - хотя что такое столетие для
живущих вечно?
И ждут беглецы, когда вновь начнут виснуть у них на пятках псы с
окровавленными мордами, когда охотники протрубят в рога и земля задрожит,
страдая от раздоров разных племен детей своих, будто мало она дала им
места, будто не разойтись им мирно, не ужиться. Но велика зависть одних и
злопамятность других...
И горят глаза, и перья сверкают, и иглы встают дыбом, и шипят змеи,
вросшие в тело, выросшие из тела...
Бегут... И не прекратить тот бег - пока есть еще кому бежать...
1
Он проснулся.
Проснулся, задыхаясь. Руки, ноги, все тело его еще принадлежали
сумасшедшему бегу.
Несколько минут Эрон лежал, ловя ртом воздух. Чувство победы, но и
неудовлетворенности переполняли его. Лишь недавно бег, который внушал
страх, наполнился новым содержанием, вызывая теперь заодно и восторг.
Но бег был во сне, и чем прекраснее ощущал он себя во время полета,
когда можно было забыть о времени, пространстве, оставить позади обиду,
непризнание и пустоту жизненной тусклости, тем с большей реалистичностью и
жестокостью наваливались они вместе с пробуждением на его истерзанную
душу.
Нет чудесного города, нет полета - есть только опостылевшая комнатка
и мир, где ты - никто, где любой
