Немчинов Геннадий - Зелёный Холм
Геннадий Немчинов
ЗЕЛЕНЫЙ ХОЛМ
Долгое время, из-за всякой летней усадебной, отчасти и домашней суеты,
я никуда не ходил, не ездил за пределы поселка. Xотя, конечно, ощущал вечное
чудо того, что вокруг - без этого не жил и дня: реки в их прихотливом,
вольном движе-нии, зеленые берега, кружение полевых дорог, малые и побольше
деревни, еще, слава Богу, уцелевшие сосновые рощи, каких я нигде и никогда
не видел, в избранном природой разбросе по самым живописным, возвышенным
местам.
А вчерашним днем потребовалось обязательно переговорить с человеком,
живущим даже не на окраине, а уже за окраинной чертой поселка. Сел на
велосипед и поехал уже под вечер, но в резком солнце; со всех сторон залегли
тяжелые низкие облака, излишество этого знойного солнца не успело вырваться
в заоблачье, и свет, прижатый к земле, давал такую резкость, что больно было
смотреть.
Ехал не быстро; давно уже отучил себя от слишком скорой езды, в которую
тебя часто так затягивает дорога: гораздо лучше, спокойно отдавшись
движению, несуетно о чем-то подумать, впитать все вокруг, не нарушая
внутреннего равновесия, соизмеряя энергию движения и восприятия, да и просто
вольнее дышать, ощущать себя. А когда летишь - слышишь только свои мускулы
и чувствуешь нарастающую, кратковременную радость победителя расстояний.
Юность - да; затем это уже и не нужно. Впрочем, это лишь мое.
Постепенно разворачивая дорогу, входя в ритм и овладевая дорожной
мыслью, я понял свою ошибку: без погружения в эту закраинную, полную
вольного смысла жизнь долго нельзя. Быстро появляется, совершенно сначала не
ощутимая тобой, внутренняя плесень, от статичности твоего быта которая может
стать и неосознаваемой.
Между тем пролетело болышое поле слева, где в высоких травах брели, то
сгибаясь, то выпрямляясь, две девушки, искавшие, наверное, цветы для
собственной маленькой радости; окаймлено это поле было редким сосняком,
сквозь который разноцветно дымясь, вольно ходил вечерниий воздух. А дальше
стояла плотная и неувядаемо молодая березовая роща: она почти не изменилась
за тридцать пять лет, когда я впервые стал приходить в нее в предночную пору
конца мая слушать соловьев. Как гулко, раскатисто, с постепенным сладостным
замираньем, пели они, тревожа, надрывая сердце неопределенными желаньями и
уводя его от этого вечера туда, где душа собиралась бытовать долго и
счастливо: в будущее. Всегда нам мало настоящего! И лишь в очень зрелые года
вдруг осозна-ешь: да вот эта самая минута, с ее обыкновенным здоровым
самоощущением, когда ты еще полон сил и воли к жизни, и веришь, что еще и
сделаешь что-то, и узнаешь, поймешь, встретишь... - кого-то, что-то, - не
лучшее ли, что тебе дано судь-бой?..
С каждым поворотом дороги все отчетливее слышал в себе нарастающую
бодрость: без всякого излишнего взрыва эмоций. И понимал, что именно вот
такой вечерней дороги мне и не хватало все эти недели. А глаза уже перестали
щуриться, и смотреть стало - одна отрада, а небо задышало над головой
свободно, высоко. Вскинул голову: никаких тяжелых облаков! Занятый своим, не
сразу и заметил эту перемену, - или, вернее, переход, в плавной
неостановимости, - из одного состояния в другое небесной стихии:
пропитанный свежей влажностью воздух, хлынувший сверху, заполнил все
обозримое пространство. Это было одновременно и чисто физическое ощущение, и
как бы даже новое состояние духа: все в тебе откликалось на эти перемены
собственными, спешащими соответствовать внешним, усилиями - тоже что-то
об
