Носов Евгений Валентинович - Алюминиевое Солнце
Евгений Носов
АЛЮМИНИЕВОЕ СОЛНЦЕ
рассказ
1
Миновав городок Обапол, а за ним - три полевых угора с лесными
распадками да перейдя речку Егозку, аккурат выбредешь на хуторской посад из
дюжины домов, где и спросить Кольшу - тамошнего любознатца. А то и
спрашивать не надо: изба его сразу под тремя самодельными ветряками,
которые лопоухо мельтешат и повиливают хвостами в угоду полевым ветрам.
Глядя на эти мельницы, невольно думаешь, что если побольше наставить таких
пропеллеров, то в напористый ветер они так взревут, что отделят избу от
хуторского бугра и вознесут ее над Заегозьем.
И еще примета: вокруг слухового окошка блескучей серебрянкой
намалевано солнце, испускающее в разные стороны лентовидные лучи. На
утренней заре, когда Посад освещен с заречной стороны, серебрянковое солнце
на Кольшиной избе сияет с особым старанием, будто и впрямь ночевало в этом
веселом доме.
Но и без уличных примет Кольшу легко признать в лесу ли, на степной ли
дороге, поскольку это единственная в округе душа на деревянной ноге. Тем
паче нога не простая, а со счетным устройством: потикивая, сама сосчитывает
шаги...
Потерял он ногу вовсе не на войне, как привычно думается при виде
хромого человека, а из-за своей несколько смещенной натуры. Хотя он и
родился крестьянским сыном, но сам крестьянином не стал: еще в малые годы
грезил дальними странствиями и, едва встав на ноги, завербовался в
неближний отсюда "Ветлугасплавлес" подручным плотогона. Душа ликовала: лес
стеной, смолой пахнет, филины ухают... Сперва ходили поблизости, а потом
все дальше и дальше и вот уж на Волгу стали заглядывать. На четвертом
сплавном сезоне перед Козьмодемьянском ветреной ночью дровяные связки сели
на мель, и лопнувшим буксирным тросом Кольше напрочь оттяпало ступню.
Полгода пролежал в Чебоксарах, что-то долбили, подпиливали и допилились до
самого колена. Вернулся домой на костылях, с полотняной котомкой за
плечами, в которой вместе с дорожным обиходом хранилось главное богатство и
услада - лоцманские карты речных участков от Вохмы до Астрахани.
Зиму отбыл в нахлебниках, а со следующего сентября напросился в
местную семилетку в Верхних Кутырках. Рассказывал детишкам об устройстве
Земли - про леса и воды, почему бывает снег, почему - лед. Кое-что сам
повидал, кой о чем начитался в больницах. Школьное дело пошло душевно,
вроде как снова поплыл на плоту, воскрешая в памяти извивы и повороты
минувшего, а когда приобрел фабричный протез, позволявший носить нормальную
обувь и отглаженные штаны, то и вовсе воспрял духом, возомнил себя
полноправным педагогом и даже женился по обоюдному согласию на милой
хуторской девушке Кате.
Однако жизнь неожиданно дала "право руля" и еще раз, как тогда под
Козьмодемьянском, села на мель. Из школы его вскоре попросили, поскольку не
имел свидетельства об образовании, а те лоцманские карты, которые
разворачивал перед аттестационной комиссией в доказательство своей
причастности к преподаваемому предмету, к нерукотворному устройству Земли,
лишь вызвали недоуменные перегляды и шепоток за столом. В довершение он не
совсем удачно, весьма по-своему ответил на некоторые дополнительные вопросы
по конституционным основам и - что окончательно пресекло его учительскую
карьеру - не назвал фамилии тогдашнего министра просвещения. Лоцманские
карты у него тогда же отобрали как документы, не подлежащие никакой
огласке, и Кольшу (тогда еще по-школьному: Николай Константинович) без
цветов и даже без расхожего "спасибо", а, нап
