Нур Магсад - Химическое
Магсад НУР
ХИМИЧЕСКОЕ
Перевод с азербайджанского Ульвиры Караевой
В воздухе кружились бумажные пакеты. Шелестели, залезали в подмышки,
льнули к груди, надувались и сдувались, гордо стояли, сжимались, мялись...
Унеслись. Прилетели целлофановые: держались, как редкость с намалёванной
рекламой. С другой стороны дефилировали смачные ляжки: то показывались, то
прятались. Это были прятки, показывались-исчезали, показывались, исчезали...
Целлофаны тоже попали на свалку: втянулись в пасть ветров и смешались с
грязью. Потом высунулись из мусора - из-под колёс машин и ног людей, и снова
начали выглядывать...
НОЧНОЕ ТАБЛОї
Водоворот из пыли возник передо мной в ночную темь, как посланец с
недоброй вестью. Появился перед стеклом машины на дороге, где выли ветры и
ожидались дожди, и исчез. Завертевшись от земли, понёсся на небо: не смог
миновать свет фар...
Это был не побег, это был произведение ночи: это тело женщины, от страха
бьющейся о переднее стекло, оно возникло в образе водоворота из пыли и
исчезло. Это был дух женщины, бегущей к кому-то втайне, никого не оповещая. Не
пыль и не рой комаров. Я видел её на улице, бегущей в свете ночи. Даже бег её
был прекрасен.
От света бежала. Не из-за меня торопилась, спешила дойти до цели. Её
смущение растаяло тут же, в свете фар. А я, к кому я шёл, откуда? Ведь я шёл
от какой-то женщины, или же бежал к какой-то женщине...
Дело прошлое, цвет этого кома пыли показался мне как никогда красивым.
Если этот водоворот духа снова повстречается на моём пути, уже не покажется
таким же прелестным, как в ту ночь...
МУЖЧИНЫ КОСТРОВ
1.
Место нашли! В ночь на последний чершембе* пиротехника, от грохота которой
волосы встают дыбом, была спрятана около свалки; теперь пришло время вогнать в
дрожь бомбовые штучки. Завтра ночью будет свистопляска.
Утро настало! Когда над свалкой повисла радуга, растормошили друг-друга,
приступили к приготовлениям: если пиротехника отсыреет - всё насмарку!
Порадовались и хватит!
На выставку позвали! Какая-то богачка отпустила деньги на выставку детских
рисунков в амбаре лагеря беженцев. На красной иномарке приехала, классная
тёлка! При ходьбе колготки телесного цвета отражали солнечный свет, длинные
ноги, ультракороткая юбка, едва доходящая до низа живота...
Побежали, присоединились к хлопающим; на стенах вывешивали рисунки,
заполненные танками, автоматами, ракетами...
Всем, кто хотел, дали белую бумагу, краски - рисуй! Один будто бы войну
нарисовал: шакербура**, рядом свеча и гриб. Его высмеяли...!
Хватит. Натупает вечер!
2.
В последний чершембе горело колесо, на него вылили нефти; из старших никто
не прыгал и никто не радовался. Лица были рассеяны, задумчивы и растеряны.
Как-будто греться собрались, так и были одной ногой на стороне.
Интересно, докуда дотянутся язычки пламени. Только сами и подпрыгивали от
радости, рассеянные отцы, стоящие в стороне, уставились в корень огня - если и
болтали, все мысли были о корне огня. По мере потухания, всё уходили, ну их,
пусть убираются к чёрту!
Углей не останется, сейчас из-под пепла высунется тонкая чёрная проволока
колеса!
3.
Здоровые мужики как тени исчезали в углах здания, в черноте подъезда! Как
муравьи уползали. Ну уйдут они, и что дальше, пойдут спать со своими жёнами,
мять их круглые? Сколько можно мять круглое одной жены? Как будто бежали не
круглое мять, а закутаться в чёрные пиджаки и куртки, и спрятаться. Накрыться
одеялом с головой и сунуться в черноту. Как будто с одеялами на голо
