Одоевский Владимир - Русские Письма
Владимир Федорович Одоевский
Русские письма
До меня дошло, что Вы интересовались узнать, {1} что сделалось с
Фаустом, этим мистическим скептиком или, если угодно, скептическим мистиком
"Русских ночей". Спешу известить Вас, что Фауст умер; он был необходимое,
переходное явление, перебывавшее во всяком мыслящем организме, и, как всякое
переходное явление, достигнув крайних пределов своего развития, должно было
уничтожиться и уступить место другому - может быть, также переходному, что
будет до тех пор, пока условия общей жизни не сделаются столь же доступными
и ясными, как условия математические вообще, или механические
астрономические теоремы; пока вопросы жизни не сделаются столь же
определенными, как вопросы математические, и в совокупном житии организмов,
попросту в обществе, так же не будет места произволу и сомнению, как в том,
равен ли квадрат гипотенузы квадрату двух катетов.
В Фаусте замечалось борение двух стремлений, которыми определяется
характер нашего времени. Недовольный шаткостью всех существующих теорий, он
стремился трезвым наблюдением пополнить пробелы в науке жизни, но,
поражаемый скупостью запаса наших наблюдений, по гордости, свойственной
человеку, увлекался заманчивою надеждою пополнить недостатки наблюдений
современных теми выводами, которые рассеяны в разных писаниях со времен
Гомера и Платона. Смелость и решительность некоторых древних выводов
заставляла Фауста предполагать, что они действительно плоды положительных,
но потерявшихся наблюдений, и ему показалось не невозможным открыть следы
их, как открывают следы древней жизни на улицах Геркуланума и Помпеи. {2} Он
был похож на астронома, который, желая определить орбиту кометы, ввел в свои
вычисления цифры, добытые его предшественниками, положившись на их
вероятность. Дальнейшие работы показали, что одни из этих цифр сомнительны,
другие вовсе не верны, третьи вовсе не вычислены. Оттого одни видели в нем
отъявленного аналиста, другие - мистика. Мир праху благонамеренного
человека, он был ни тем, ни другим. Если иногда он и устранялся от
положительного и единственно верного пути для человеческой науки, то это не
мешало ему провидеть до некоторой степени будущие ее фазы. Но боясь
соблазна, он настаивал о необходимости читать буквы природы прежде чтения
букв человека и даже утверждать, что буквы природы явственнее и вернее; не
усумнился напасть на фантасмагорию современных экономистов, видел в
естественных науках необходимое, безусловное основание всех последующих
выводов во всех отраслях человеческих знаний, не упустил из виду, что
человеческое общество есть такой же организм, как все организмы, только
более многосложный, и что сей организм требует того же пути для
положительных наблюдений, как и всякий другой организм, обратил внимание и
на условия того организма, который поныне остается нетронутым, - на условия
знания человеческого и на язык, выражающий сие знание. Сие последнее
наблюдение должно было послужить переходом к новому воззрению на человека и
природу.
Постараюсь продолжить его работы по сему новому пути.
-----
Время фантазии прошло; дорого заплатили мы ей за нашу к ней
доверенность; чей ум, упрямый до бестолковости и нелепости, не признает, что
другую картину представляют положительные знания, спасающие нас от болезней,
предохраняющие наши здания от громовых ударов, сближающие расстояния,
утишающие при операциях, - словом, образовавшие всю нашу настоящую жизнь?
Каким путем положительная наука дошла до з
