Окуджава Булат - Путешествие Дилетантов (Книга 1)
Булат Шалвович Окуджава
ПУТЕШЕСТВИЕ ДИЛЕТАНТОВ
(Из записок отставного поручика Амирана Амилахвари)
Роман
ПОСВЯЩАЮ ОЛЕ
...Ибо природа, заставив все другие живые
существа наклоняться к земле, чтобы принимать
пищу, одного только человека подняла и побудила
его смотреть на небо...
Марк Тулий Цицерон
...Когда двигаетесь, старайтесь никого не толкнуть.
Правила хорошего тона
Иногда хочется кричать, да хорошее воспитание не позволяет.
Лавиния Ладимировская
Книга первая
1
Я присутствовал на поединке в качестве секунданта князя Мятлева. Князь
стрелялся с неким конногвардейцем, человеком вздорным и пустым. Не буду
сейчас рассказывать, что именно побудило их взяться за пистолеты; время
этому придет. Во всяком случае, причиной была сущая безделица, да и дуэли
давно отшумели и вышли из моды, и поэтому все происходящее напоминало игру
и не могло не вызывать улыбки.
Конногвардеец пыжился и взглядывал угрожающе, так что мне на минуту
даже стало как-то не по себе при мысли, что пистолеты заряжены и этот индюк
возьмет да и грянет взаправду. Однако оба пистолета грянули в осеннее небо,
и поединок закончился. Соперники протянули друг другу руки. При этом
конногвардеец глядел все так же грозно, а князь попытался улыбнуться,
скривил губы и густо покраснел.
Пора было расходиться. В этом пустынном месте, как ни было оно
пустынно, все же могли появиться посторонние люди, а так как им всегда до
всего есть дело, то встреча с ними не сулила ничего хорошего.
Стояла трогательная тишина позднего октябрьского утра. Минувший
поединок казался пустой фантазией.
Мы уселись, кучер тронул лошадей, и коляска медленно и бесшумно
покатила по желтой траве.
2
Мы были знакомы уже много лет, с десяток, пожалуй, или даже, доболее,
точнее, с того злополучного года, когда в кавказском поединке от пули
недавнего товарища по какому-то там недоразумению пал молодой, но уже
знаменитый поэт. Князь Мятлев был секундантом у одного из них, у кого
точно, не берусь утверждать, но эта трагедия как-то сразу его надломила.
Рассказывали, что до того происшествия он был повесой, и дуэлянтом, и
сорвиголовой, но мне он достался уже другим. То есть не то чтобы желание
пошуметь, попроказить охладело в нем совершенно, но оно было уже не
постоянным, как когда-то, а лишь изредка в нем вспыхивало.
О погибшем поэте князь говорить избегал, даже почти не упоминал его
имени, а ежели кто по неведению все-таки лез со своими домыслами и
соболезнованиями, я видел, как друг мой страдает. Поэтому и я не стану
называть имя несчастного, памятуя о молчаливом сговоре между мной и князем.
3
...Наша коляска медленно приближалась к Петербургу. Мы молчали. Нынче
князю было уже тридцать пять. Молодость давно миновала, да и все с нею
связанное отлетело прочь. Как говорится, румянец сошел со щек и звонкий
смех угас. В молодости он казался красивым, хотя и сейчас немалая толпа
былых его почитателей, вернее даже почитательниц, не отступала от своих
восторгов. Он был выше среднего роста, чуть повыше, не широк в плечах, с
лицом вытянутым несколько, теперь уже украшенным очками, из-под которых
глядела его недоумевающая душа. Темно-каштановые кудри слегка поредели,
поблекли.
4
...Наконец мы въехали в пыльные окраины Петербурга, и двухэтажные
строения обступили нас. Я снова глянул на князя. Он сидел всё так же
неподвижно. Я вспомнил его на дымчатом утреннем лугу с нелепым пистолетом в
руке: черный сюртук, серые панталоны, галстук почему-то в левой руке,
воротник белой сор
