Олди Генри Лайон - Бездна Голодных Глаз 03 (Сумерки Мира)
ГЕНРИ ЛАЙОН ОЛДИ
СУМЕРКИ МИРА
Отвага без подвига — забава. Это дело богов.
Трусость без подвига — забота. Это дело людское.
Дело героя — подвиг. Я не знаю для героя другого
дела.
Я.Голосовкер «Сказания о титанах»
КНИГА ПЕРВАЯ. СКАЗАНИЕ ОБ УХОДЯЩИХ ЗА ОТВЕТОМ
ТЕНЬ ПЕРВАЯ. ЧЕЛОВЕК, ЗВЕРЬ, БОГ. СИГУРД ЯРРОУ, ДЕВЯТИКРАТНЫЙ
Я лег на сгибе бытия,
На полдороги к бездне...
В. Высоцкий
1
Так далеко он еще никогда не забирался.
Лес изучающе разглядывал одинокую человеческую фигурку, подмигивая мириадами солнечных бликов, и путник иногда думал о тех трех жизнях, которые у него еще остались, и об их ничтожности перед зеленой шелестящей вечностью... Кроме того, Перевертыши вторые сутки шли по его следу. Это он знал наверняка.
Если глянуть на западные склоны горного массива Ра-Муаз с высоты орлиного полета... Впрочем, что может понадобиться крылатому хозяину перевалов в путанице стволов и лиан, начинавшейся сразу от пограничных форпостов Калорры и тянущейся вплоть до древних рудничных штолен, заброшенных и обвалившихся невесть когда?.. Лети домой, гордая птица, гоняй круторогих архаров с уступа на уступ, купайся в слепящей голубизне — даже твоим всевидящим взором не пробить переплетения крон деревьев, не разглядеть скрытого в вязком, текучем шорохе...
Он устало посмотрел вслед орлу, мелькнувшему в просвете листвы, и поправил сползающий вьюк. Потом подумал и туже затянул перевязь, сдвигая рукоять меча за спиной ближе к правому плечу. Повертел головой, приноравливаясь к новому положению поклажи, поднял и опустил руки — да нет, вроде все в порядке, не давит, не звякает... — и двинулся дальше.
Трава у его ног зашевелилась, и из нее медленно всплыла плоская тупоносая голова на гибкой шее толщиной с мужскую голень. Голова качнулась из стороны в сторону, подрагивая раздвоенным язычком, и настороженно замерла, косясь на поросль молодого бамбука.
— Спокойно, Зу, — сказал человек, прекрасно понимая, что змея его практически не слышит, — не мельтеши... Время твоей охоты еще не пришло.
Расслабься...
Его ладонь опустилась на шею удава, чуть пониже тусклого медного ошейника, пальцы еле заметно прошлись по чешуе — но змея и не думала успокаиваться. Трава расступилась, рождая толстые упругие кольца — коричневые с желтым, — и предупреждающее шипение вспороло пряный аромат летнего леса.
Человек превратился в изваяние и стал ждать.
Между узловатыми стволами возник пятнистый силуэт, еще мгновение — и маленькая лань выскочила на притихшую поляну. Животное вздернуло капризную головку, чутко поводя ноздрями, затем Зу свернулся в страшный узел, готовясь к броску...
Лань выгнулась всем телом и растворилась в кустах горного жасмина.
Человек тихо рассмеялся.
— Ночью, — бросил он недовольно шипящему удаву, — ночью будешь охотиться. Понял, Зу? А днем другие дела есть.
Так что — пошли...
И снова улыбнулся. Уж больно нелепо прозвучало слово «пошли» по отношению к ловчему удаву Зу, гордости корпуса «гибких копий», семи с лишним шагов в длину — хороших, уверенных шагов, и до восьми совсем чуть-чуть не хватает...
Когда они пересекли поляну, человек обернулся на колышущийся кустарник, где исчезла испуганная лань, и на лице его мелькнула тень беспокойства.
— Нет, — сказал он сам себе, — вряд ли... И зверь неподходящий.
Совсем глупый зверь. И хилый. Глухие места, нетронутые...
Он коснулся пояса, на котором висел крохотный инструмент величиной с ладонь, нечто вроде игрушечной арфы с непропорционально толстыми струнами,
— и низкий вибрирующий звук поплыл над
