Олди Генри Лайон - Я Возьму Сам (Фрагмент)
Генри Лайон Олди
Я возьму сам [фрагмент]
До каких я великих высот возношусь
И кого из владык я теперь устрашусь,
Если все на земле, если все в
небесах --
Все, что создал Аллах и не создал
Аллах,
Для моих устремлений -- ничтожней,
бедней,
Чем любой волосок на макушке моей!
Абу-т-Тайиб аль-Мутанабби
Есть такие призраки, что приходят между явью и сном.
"Ну что это за свинство?! -- хрипло бормочешь ты,
натягивая одеяло на голову.-- Просто безобразие! Эй, вы, там,--
я вас что, для этого выдумывал? Для этого, да?! А ну живо, кыш
отсюда!"
Шаги. Скрипят половицы, чужое дыхание перышком
касается щеки, щекотно, щекотно... у дальней стены тихо
смеются. Хрустальные колокольцы откликаются щемящим вздохам
сквозняка; ты пинаешь ногой наугад, промахиваешься и обнимаешь
подушку истово, как обнимают желаннейшую из женщин.
На кухне звякает посуда.
Пахнет чаем: крутым, свежезаваренным... чаем пахнет.
-- Призываю в свидетели чернила,-- бормочешь ты, не
ведая, что творишь,-- и перо, и написанное пером! Эй,
свидетели: я сейчас встану, и никому мало не покажется! Вы
слышите... вы... слышите...
Есть такие места, куда попадаешь между сном и сном.
Песок струится меж пальцами, уходя в песок; желтые
крошки бытия, и белые крошки бытия, а еще, говорят, бывают
черные, красные... Стойте! Куда вы?! В горсти вода -- те
хрустальные колокольцы, что совсем недавно заигрывали со
сквозняками, обрываются крупными каплями, и остается лишь
вытереть мокрой ладонью лоб.
"Ну что это за свинство?! -- ты идешь по берегу реки,
ругаясь в такт шагам всеми бранными словами, которые успело
выдумать человечество за века существования; и еще добрым
десятком слов, человечеству неизвестных.-- Эй, вы, там --
дадите мне выспаться, в конце концов, или нет?! На кой я
выдумывал эту речку, и эту пустыню, и эти горы (что, уже горы?!
м-мать!..)?! Для чьей забавы: моей или вашей?! Вот сейчас
проснусь -- и всех к ногтю... всех... к ногтю..."
Ветер смеется в лицо, мелкий щебень норовит забиться
в башмаки, сосны на взгорье текут смолистым ароматом, и вместо
одеяла остается лишь натянуть на голову серую пелену дождя.
Шаги.
За спиной.
Ты оборачиваешься: никого.
Одни шаги.
-- Призываю в свидетели серые сумерки, и ночь, и все
то, что она оживляет,-- бормочешь ты, лишь бы заглушить
проклятые шаги, лишь бы не слышать этого шарканья стертых
подошв.-- Призываю в свидетели месяц, когда он нарождается, и
зарю, когда она начинает алеть... призываю! Эй, свидетели:
имейте в виду, в следующий раз я напьюсь до того волшебного
состояния, когда сны шарахаются от перегара на сто поприщ!
Имейте... в виду...
Есть такие слова, что начинают звучать между сном и
явью.
Безумие воцаряется кругом: лепет младенца, крик
страсти, вопль влюбленного ишака, старческое бормотанье,
гнусаво пришепетывает мелкий плут, взахлеб плачет женщина,
выталкивая из себя комки отчаянья; "Да чтоб вас всех! --
надрываешься ты, не слыша собственного голоса, ощущая лишь
боль, жгучую боль в горле.-- Заткнитесь! Онемейте! Клянусь:
всем языки вырву!.. всем... всем..."
Слова испуганно разбегаются, чтобы из углов тыкать в
тебя пальцами.
-- Призываю в свидетели день Страшного Суда и
укоряющую себя душу,-- остается лишь воздеть руки к потолку,
прекрасно понимая всю бесполезность жеста.-- Призываю в
свидетели время, начало и конец всего, ибо воистину...
-- Ибо воистину человек всегда оказывается в
убытке,-- отвечают они, уходя.
Призраки, места, слова...
-- Всегда? -- спрашиваешь ты у них
