Олди Генри Лайон - Перекресток
Олди.
Перекресток.
В Доме было ужасно холодно. Временами мне казалось, что я неправ, и лучше
было бы сказать -- зябко и сыро -- но ознобу, сотрясавшему мое тело, все эти
словесные кружева казались глупыми и смешными. И, главное, не меняющими
сути.
Изредка я протягивал руки к витому подсвечнику, к его бронзовым,
позеленевшим от времени розеткам, где покорно истекали черным воском три
толстые свечи, и их пламя послушно согревало мои пальцы, подрагивая и
колеблясь в выборе собственного цвета -- от охры до кармина.
Странный тюльпан, напоминавший залитый свежей кровью пергамент,
склонился ко мне из вазы и попытался прочесть написанное. Я прикрыл слова
ладонью, улыбнулся и пощекотал любопытный цветок кончиком пера. Он
обиженно качнулся на упругом стебле и сомкнул лепестки. Тюльпан мерз, как и
я. Он был уже очень старый, этот преступно-багровый тюльпан, ему скоро
придется умереть, засыпав сморщенными крылышками неведомых бабочек мой
стол, и я ничего не мог изменить в реальности срезанной жизни. Реальность --
это вообще не моя стихия...
Я встал и вышел из комнаты. Почти от самого порога начиналась лестница --
сегодня она была узкая и деревянная -- и я спустился по ней в нижний зал,
слегка касаясь перил и поглаживая приятную на ощупь матовую полировку.
Внизу горел камин, и отблески огня метались по оружию, развешанному на
массивных, потемневших от времени стенах. Я подошел к креслу с затейливо
выгнутыми подлокотниками и принялся разглядывать секиру, висевшую над
ним. Лезвие было тонким, непривычно-декоративной формы, но древко
охватывали металлические кольца с гравировкой. Вчера вечером здесь висел
ковер. Большой такой ковер, в темно-зеленых тонах, и в самом центре
орнамента чуть покачивалась кривая сабля в золоченых ножнах. Я отчетливо
помнил их -- ковер и саблю -- потому что никак не мог понять тайну гармонии
прямых углов ковра и дуги клинка, и все стоял, смотрел...
-- Дура, -- сказал я секире. Она не ответила.
Раньше я думал, что Дом смеется надо мной. Теперь я так не думаю. Даже
Предстоятели не властны над изменениями Дома, и их иллюзии теряют силу на
пороге. На пороге, который сегодня выглядит так, а завтра -- совсем иначе. А
через час вообще никак не выглядит.
В западной стене зала обнаружилось окно. Высокое стрельчатое окно с
леденцовыми витражами в верхней части... Вдалеке виднелся косогор, и силуэт
черного всадника несся по его кромке на фоне чуть посветлевшего неба. Только
контур, слегка размытый движением, контур двухголового кентавра с
крыльями за человеческой спиной -- лук, что ли?.. или плащ... -- и я машинально
забарабанил пальцами по подоконнику, качнув шнур занавеси с кисточкой на
конце.
Всадник резко осадил коня, заплясавшего на рыхлой крутизне, и их тени на
мгновение слились в одну бесформенную массу. До меня донеслось
приглушенное ржание и сдавленный вопль ужаса. Огромное гибкое тело
вознеслось перед ошалевшим кентавром, и оскалившаяся пасть с пушистым
подбородком закачалась из стороны в сторону, повинуясь причудливому,
срывающемуся ритму...
Я выругался, отдернув руку от шнура занавеси, и мои пальцы намертво
впились в подоконник. Небо над холмами вновь опустело, но конь и человек
уже исчезли по ту сторону гряды, став невидимыми для меня, и лишь далекий
топот копыт отозвался легким дребезгом оконного стекла...
-- Спасибо, Сарт.., -- услышал я у себя за спиной тихий голос, в котором играло
на серебряном ксилофоне время от заката до восхода.
-- Не за что, -- угрюмо буркнул я
