Овалов Лев Сергеевич - Январские Ночи
Лев Сергеевич Овалов
Январские ночи
Повесть
Повесть "Январские ночи" рассказывает о соратнице В.И.Ленина,
знаменитой революционерке Розалии Самойловне Землячке.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 21 ЯНВАРЯ 1924 г.
Поздно. Может быть, и не так поздно, но она очень устала. Да еще к
обычной усталости примешивалось чувство тоски. Ей не хотелось расставаться с
Москвой. Она привыкла к этому городу, ее жизнь тесно связана с ним. Отсюда
уезжала она за границу, бежала из тюрьмы и теперь вот опять покидает Москву.
Но это необходимо.
Она обвела комнату глазами. Большие окна. За ними совсем темно. Иней на
стеклах напоминает елочные украшения. На улице холодно. Январь в этом году
жестокий. Все морозы и морозы. В комнате натоплено, а ее начинает знобить.
Она вся сжалась в своем жестком кресле. Когда она впервые пришла сюда, за
столом ее ждало позолоченное кресло, обитое малиновым штофом. Она приказала
его вынести. "Это не для работы", - сказала она.
Кресло украшало одну из гостиных богатого купеческого особняка.
Просторно жили его хозяева. Гостиные, спальни, громадная столовая... Теперь
здесь разместился Замоскворецкий районный комитет РКП (б), а в столовой
устроен зал для заседаний.
Купеческое Замоскворечье она больше знает по литературе. Сколько
комедий Островского пересмотрела в Малом театре! Кажется, не пропустила ни
одной...
Зато хорошо знает Землячка другую Москву - Москву рабочих окраин.
Рогожская застава, Пресня, Шаболовка, завод Гужона, Прохоровская
мануфактура, Бутырский трамвайный парк - вот где она была частым гостем, вот
где ее знали, уважали и, кажется, даже любили.
А теперь приходится с ними проститься. Ей не хочется уезжать из Москвы.
Но - надо. Надо. Еще в декабре она знала, что ей придется покинуть Москву.
Знала, куда придется поехать. В Ростов-на-Дону. Ей сказали, что там она
нужнее. Не все еще там утряслось после гражданской войны. Почти три года как
кончилась война, а в донских станицах до сих пор неспокойно.
В комнате тепло, О ней заботятся. Даже когда не хватало дров, печь в
этой комнате всегда была хорошо натоплена. Она сердилась, негодовала,
говорила, что она не лучше других, но ее не слушались.
Тепло, а ее знобит. Неужели она простудилась? Она поежилась.
Прислушалась. Тихо. Все разошлись? Не может быть. Не так еще поздно. Такая
тишина наступает обычно позже, когда она задерживается здесь до глубокой
ночи. Она у себя в кабинете да дежурный милиционер в вестибюле у входа...
Землячка достала часы, маленькие золотые часики, давным-давно еще
подаренные ей матерью. Она носит их в нагрудном кармашке английской блузки,
прицепив изнутри большой английской булавкой. Ей немного неловко перед
товарищами: эти часики - роскошь, но других у нее нет.
Только девять часов. Совсем еще не поздно. Может быть, разошлись из-за
мороза? В последние дни так холодно, что люди торопятся пораньше вернуться
домой...
И вдруг тишину прорезал тревожный, нетерпеливый телефонный звонок.
- Товарищ Землячка у себя?
Она сразу узнала - Дзержинский! Но на этот раз голос его звучит как-то
необычно.
- Это я, Феликс Эдмундович, - ответила она и пошутила: - Как это вы
меня не узнали?
- Розалия Самойловна... - Голос Дзержинского прервался.
Она поняла, ему почему-то трудно говорить.
- Владимир Ильич... - Он замолчал. - Владимир Ильич скончался два часа
назад в Горках... - Дзержинский овладел собой. - Час назад туда выехало
Политбюро. А вы - приезжайте ко мне.
Землячка слышала каждое слово и отвечала так, как и следовало отвечать,
и в
