Орлов Владимир - Бубновый Валет
Владимир ОРЛОВ
БУБНОВЫЙ ВАЛЕТ
Анонс
Эта история началась летним днем 196... В холле редакционного здания журналист Ахметьев по прозвищу “барин” произносит туманную фразу: “Четырех уже убили!” Существует таинственная связь между четырьмя убиенными и странными фарфоровыми изделиями, которыми одаривает сотрудников всемогущий К. В....
Именно такое фарфоровое изделие было подарено накануне описываемых событий прекраснодушному и романтизированному герою нашего романа... Публикуем новый роман признанного мастера сюрреализма Владимира Орлова “Бубновый валет”.
Как публикатор записок Василия Куделина обязан сообщить, что все события и персонажи их автором выдуманы. Однако не исключено, что подобная история могла произойти в многовариантности нашего бытия. - Владимир Орлов.
Милостивые судари и сударыни, спешу выразить Вам признательность за то, что Вы, согласившись с потерей или даже с проигрышем времени, решились познакомиться с историей, о которой я принялся теперь рассказывать. Очень может быть, что интерес к ней у Вас тотчас и увянет, хотя бы и из-за несовершенств рассказчика, но вдруг - пусть и одного любопытствующего - она увлечет вглубь себя? И того будет довольно.
Для меня эта история началась летним днем 196...-го года. В холле шестого этажа, у выхода на парадную лестницу редакционного здания, меня остановил Глеб Ахметьев.
- И тебя, говорят, К. В. одарил фарфоровым изделием?
- Одарил, - нахмурился я.
- Четырех уже убили. И ты туда же?
- Каких это еще четырех?
Ахметьев назвал убиенных. Фамилии двух из них я услышал впервые, по какой причине и как их убили, было мне неведомо. Двух других я знал, но одна из них сама отравилась уксусом, второй же мой знакомец весной повесился.
- Не ты ли, Глеб, и убивал?
- Не способен, Вася, не способен! - вздохнул Ахметьев. - А жаль. Жаль! Способен лишь поднести ко рту ореховую трубку.
Он и поднес ко рту трубку. Если верить молве, федоровскую.
- А при чем тут фарфоровое изделие?
- Существует предположение, - сказал Ахметьев. - Событийная связь... Но не ожидал я, что именно ты, Василий, отправишься к К. В. унижаться, сознавая, что поход твой толку не даст.
Слова Ахметьева вызвали у меня недоумение и обиду. Ему ли, благополучному гордецу, воспалявшему в иных зависть, попрекать меня да еще и в месте почти публичном, пусть сейчас пустынном, но где в любую секунду могли возникнуть спешащие по делам слушатели?
- Я раб низкий, - сказал я тихо, - а обстоятельства заставляют меня усмирять гордыню.
Ахметьев промолчал, вкушал капитанский табак. Стоял метрах в десяти от меня, надменный, бледноликий, вновь вызывавший у меня мысли отчего-то об удрученном Чаадаеве. Или о печальном байроновском Манфреде. (Агутин говорил: “Встал Глеб в позицию Шатобриана”.
Но знал ли Агутин что-либо о Шатобриане?) У редакционных уборщиц Ахметьев имел прозвище Барин. Однако не здешним уборщицам он был обязан этим прозвищем.
- Не позволишь ли ты мне взглянуть на подарок К. В.? - спросил Ахметьев.
- Я его выбросил! - буркнул я.
- Напрасно ты не хочешь мне его показать, - сказал Ахметьев. - Я бы его рассмотрел. Дал бы тебе совет. И, возможно, уберег бы от неприятностей.
- Сам себя уберегу...
- Глеб Аскольдович! Глеб Аскольдович! - выкрикнула из коридора секретарша Ахметьева Лиза. - Вас к телефону! Срочно!
- Меня нет, - сказал Ахметьев. - Я на улице Хмельницкого.
- Это из канцелярии Климента Ефремовича! - Лиза появилась в холле.
- Для этой свиньи меня тем более нет, - брезгливо произнес Ахметьев, горло и кадык его дерну
