Осипов Георгий - Подстрекатель
ПОДСТРЕКАТЕЛЬ
Георгий ОСИПОВ
Метаморфоза Мадам Жакоб
Памяти В. Л. Гершуни
I comitted Love and other crimes.
Lee Hazlewood.
- ... Дорогая, я больше не могу, можно сейчас, дорогая?
- Да, милый, да! - загорелые на Кавказе ноги м-ме Жакоб в 666-й раз обвили мою талию, там, где мне однажды попали обрезком трубы под рестораном "Колос". Я не стал отыскивать её губы с закрытыми глазами, напротив, я откинул голову и слушал, пока был в состоянии слушать, как шлепают друг о друга наши плоские животы в абсолютной (кассета "Belle Epoque" доиграла) тишине спальни м-ме Жакоб, нездоровом помещении, в которое никогда не заглядывает ни луна, ни солнце.
Она никогда не выглядит, как контуженная колесом собака, после оргазма, и нос у нее во сне не распухает, как лампочка в презервативе, так, чтобы хотелось ударить спящую кулаком по лицу. Она не похожа на украинских сосок, что сидят за прялками и бандурами, как больные в мастерских, сшивая меховые лоскуты, клея коробочки для лекарств и конверты для порнографии. Она вообще ничего делать не умеет. Не походит мадам Жакоб и на булькатых негросемитов с фисташковым цвэтом кожи и шнобелем, похожим на изуродованный ноготь. Причем духан от них такой, что, видимо, это он стоит за изобретением форточки. Жюстин Жакоб - европейская самка в чистом виде, сексуальный фольксваген, Ева Браун Джеймса Брауна. Я нюхаю её кожу "бит бай бит"(and here the flash that all too well we fed, bit by bit eaten and rotten, rent and shred), беру в рот её не очень красивые, но чистые и сильные пальцы, вглядываюсь, как Джон Леннон на трапе, в изгиб её спинки словно в безоблачное небо, ожидая юнкерсы, посланные разрушить постылый и презренный завод, из проходной которого к нам с Нападающим так и не вышла одна нимфо из села Попово, по кличке Ведьма - кинула нас через борт.
Всякий раз, когда Жюстин отдается мне, где бы это ни происходило - "в сибирском селе Шушенском или Британском музее", она напоминает Kustom Karz отсутствием швов и трещин. И выхлопная труба заткнута окровавленной майкой чьего-нибудь единственного сына. Kustom Kar Коммандо Жакоб - её хромированные подмышки, раскаленный благоухающий капот, пахнущие медом и бензином клаксоны тут и там отражают горячий свет невидимого в её комнате солнца, и лучи этого света сплетаются в сеть жгучего страха, и вы падаете на мадам, как гаечный ключ на контакты аккумулятора.
Слушаете ли вы Смоки Робинсона? - звук его голоса, так хорошо знакомый ей и мне, это цвэт кожи её рук и ног, голос Смоки Робинсона - это дуновенье июльского бриза на половые органы Нападающего за несколько секунд до оргазма на Озёрах, если, конечно, то, что он мне рассказывал, правда, а не пиздешь.
Вот её карточка, пожалуйста, - интенсивный курс у мадам Жакоб. Шоколадные пассажиры обучаются у нее языку - финансисты, композиторы, режиссура. Если мадам не брешет, у неё брал уроки даже автор песни к кинофильму "Петух" таджикской киностудии.
Жюстин не всегда была такая привлекательная, как сейчас. Лет до тридцати она выглядела несколько сыро, судя по фоткам, которые она предпочитает не показывать, носила сальные, длинные сальные волосы, ходила в раздолбанных сабо, ноги прятала под макси-юбкой, об которую явно вытирали шашлычный жир диссидентские дети с личиками лилипутов.
Едва увидел я шею м-ме Жакоб в вороте китайской мужской сорочки цвэта какао, кофейных брикетов, как не столько влюбился в этот чуткий и соблазнительный сегмент её sex-machine, сколько ощутил необратимую ненависть к окружавшим нас в тот вечер людям.
Ра
