Павлов Олег - После Платонова
Олег Павлов
После Платонова
Я убежден, что Платонову было с т р а ш н о жить, но не из-за
обстоятельств собственной судьбы - создатель "Чевенгура" мог понимать свое
существование в этих обстоятельствах только как временное, отсюда и
усталость в каждом платоновском взгляде, дошедшем до нас. Никакой более
страшной картины невозможно представить человеку, чем картина убийства,
воспаляющая ответной судорогой выживания каждый нерв и как будто на живой же
плоти выжигающая свою реальность. Платонов видел смерть, которую сеяла
революция в воронежских степях. Но что пробудила в нем первая увиденная
картина смерти? То, что после никогда он не мог забыть - и настойчиво
выписывал эту одну и ту же картину смерти: прекращение, убывание,
исчезновение, отнятие жизни.
Главным событием той исторической эпохи было убийство Бога: не сына
Божьего, но помазанника Божьего - не от неверия посланному Богом, а от
неверия в самого Бога. Поэтому блекнут события самой истории и Россия
скукоживается на смертном морозце до места этой казни, где каждой каплей
крови и каждой человеческой слезинкой исполнялся приговор, объявленный Богу.
Метафизичность этого уничтожения не делает его менее действительным, ведь
производило оно действие в миллионах вовсе не условное, а почти мышечно
ощутимое в том, как работал молох убийств и в одержимости нового человека в
борьбе с миром Божьим как с источником страданий. Физическое же убийство
Бога было вложено в осязаемую и достижимую идею построения царства всеобщего
равенства на земле. Венец этого царства - смерть Бога. И каждое новое
убийство во имя этой идеи было даже не жертвоприношением, а еще одним
кирпичиком в ее фундамент.
Ни до, ни после, но в момент духовного убийства веры в России является
писатель, изъясняющийся на чуждом собственно словесности изначальном языке
метафор человеческого существования со знанием того, что это убийство отнюдь
не метафизично. Он его свидетель. Он ученик убитой веры, ее апостол. Некто
Андрей сын Платонов, родившийся в Воронеже в семье рабочего. Русский
пролетарий, верующий, что освобожденное человечество, оснащенное умными
одухотворенными машинами, способно воздвигнуть рай на земле.
Инженер-мелиоратор, скитавшийся по опустошенной голодной степи как строитель
вселенского рая.
Но о "России, пропахшей трупами" cказано было Платоновым в "Симфонии
cознания" уже не с утопическим пафосом. Россия, пропахшая трупами - это даже
не метафора. Трупы усеяли русскую землю: она кормится смертью - и несет
смерть засухой, недородом. Природа заражена смертью, существование людей
неподлинно, жертва сокрушительна...
Что Платонов, наподобие раскаявшегося грешника, разглядел в
коммунистической утопии "Россию, пропахшую трупами" - этого не могло быть.
Он не раскаивается в своей любви к трудовому русскому народу и в своей вере,
рожденной еще в молодом одержимом человеке идеей вселенского беззаветного
строительства: но вот самого этого человека встреча с чем-то будто бы
подменила. Суть платоновского писательства и дара, открывшегося в нем - в
таинстве превращения, но не в убогом социальном покаянии или осознание
собственных жизненных ошибок. И могло это быть встречей только с чем-то
сверхъестественным, что заставило его испытать нечто более мощное и
действительное, чем даже одержимое упоение революционной мечтой, и повлекло
апостольским путем в обезбоженный прекрасный и яростный мир.
Что было явлено простому смертному Андрею, казалось, только одному из
ведомых, в безбожны
