Певзнер Керен - Любитель Разговорного Жанра
КЕРЕН ПЕВЗНЕР
ЛЮБИТЕЛЬ РАЗГОВОРНОГО ЖАНРА
Глава 1. О ВРЕДЕ СВЕРХУРОЧНЫХ.
Я ОТОРВАЛАСЬ от бумаг, когда почувствовала резь в глазах. Комната
стремительно погружалась в темноту. Часы показывали начало восьмого.
Называется, заработалась. Нет, пора прекратить ставить рекорды, так можно
довести себя до нервного истощения. А кто оценит? Никто.
В виске пульсировала тупая ноющая боль. Для полного счастья мне не
хватало мигрени. Все, решено. Завтра - только до четырех, и ни минутой
больше. Пусть все катятся.
Я нашарила под столом туфли. Туфли назывались выходными. На работе я
хожу на низких удобных каблуках, а по улице предпочитаю дефилировать на
двенадцатисантиметровых шпильках.
Пора было подниматься. Я вздохнула. Не потому что хотела задержаться в
осточертевшем кабинете - вот уж нет. Но мысль о необходимости погружения в
душные сумерки могла кого угодно превратить в трудоголика - по крайней мере,
кабинет был оборудован хорошим кондиционером.
Увы, ради спокойного домашнего отдыха приходилось терпеть липкую
влажность летнего вечера. Я рассеянно порылась в сумке и вспомнила, что по
дороге нужно еще заглянуть в магазинчик - дома не было сахара.
Собирая со стола всякие мелочи, я продолжала прокручивать в голове
сегодняшний случай, тяжелый и муторный. Семья репатриантов из Бухары с
чадами и домочадцами пришла переводить документы для официальных инстанций.
Дети резвились и хватали бумаги со стола, взрослые на них орали, а в углу
моего кабинета сидела, как изваяние, не разжимая губ, бабка в цветастом
платке с люрексом. Когда я разобралась с их свидетельствами о рождении (у
бабки оно вообще было написано арабской вязью) и вся эта шумная компания
вывалилась, наконец, из кабинета, у меня еще оставалась куча дел.
Конец приходит всему, как верно подметил какой-то классик. Я распихала
все документы по кляссерам, вытерла со стола бумажную пыль, собрала сумку.
Терпеть не могу уходить с работы, не освободив стол от груды накопившихся за
день бумаг. "Я готовлю себе фронт работы на завтра," - так говаривал мой
папа, очищая верстак от стружек. Видно, я в него уродилась.
Были уже глубокие сумерки, когда я закончила все дела и вышла в темный
и пустой коридор.
У двери я немного задержалась. Никак не могла удержаться от того, чтобы
лишний раз не прочитать бронзовую табличку. Надпись на двух языках сообщала,
что здесь работает "Валерия Вишневская. Переводчик, консультант. Прием с
8.30 до 16.00". Вот так. Видимо, мне никак не удавалось привыкнуть к мысли,
что стала таким солидным и серьезным человеком. Те, кто впервые читали эту
табличку, наверное представляли себе мымру лет пятидесяти с тщательно
уложенными седыми волосами, неприступную, в роговых очках. По моему
скромному разумению, справедливо лишь последнее - на работе я действительно
неприступна (или стараюсь быть таковой). А в остальном - ничего подобного. В
тридцать четыре года я выгляжу на двадцать пять (так говорят, и я хочу в это
верить), у меня плоский живот, длинные ноги (сто семь сантиметров).
Некоторые излишки на бедрах только придают пикантность. А очки мне идут.
Я родилась в Санкт-Петербурге, где и сейчас живут мои родители. А сама
я живу в Ашкелоне, маленьком уютном городке на берегу Средиземного моря. Мы
здесь уже восемь лет. Мы - это я и моя дочь четырнадцатилетняя Дарья-Далья.
Далья - это по-израильски.
Еще в России я хорошо знала английский, а в Израиле мне легко дался
иврит. Поэтому года через два после приезда я уже работала в солидном
учрежден
