Перумов Ник - Летописи Разлома 01-1
НИК ПЕРУМОВ
АЛМАЗНЫЙ МЕЧ, ДЕРЕВЯННЫЙ МЕЧ
(КНИГА ПЕРВАЯ)
Посвящается моим друзьям, старым и новым, сетевикам-фидошникам и иным.
Автор не может не выразить им свою особую признательность за то, что они есть.
ПРОЛОГ
ПРОРОЧЕСТВА
«Когда Два Брата обретут свободу, наступит конец времён»
«Будет народ Дану доведён до отчаяния.
И когда останется их меньше, чем речных камешков в горсти, отмщение их состоится»
Iaienne Мудрая, Видящая народа Дану
МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ,
СИМВОЛ ВЕРЫ СПАСИТЕЛЯ
«Истинно говорю вам — бывает так, что малый грех обращает в ничто целую праведную жизнь, и за прегрешение одного страдают все. Внемлите же!
Праведно живите и скромно, ибо копятся грехи мира, и настанет день, когда они будут взвешены и измерены, и никто не узнает, какой из малых грехов качнет Чашу Терпения Его.
И ещё, и также истинно говорю вам — трепещите! Ибо Три Зверя Спящих должны получить свободу, но не дана будет им власть вредить тварям живым сразу, а лишь по прошествии трёх дней. И пока все Три не освободятся, не прольется Чаша.
Так взмолимся же, дабы отвел Он от нас участь сию! Аминь»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— До Хвалина бы добраться, покуда Ливень не нагнал...
Она проснулась, вырвавшись из зыбкого, зябкого сна. Сквозь щели и прорехи фургонного полога сочился промозглый октябрьский ветер. Ветхое и кургузое одеяльце не спасало, если бы не смертельная усталость, она не сомкнула бы глаз до утра.
Очень болел старый шрам на шее — к дождю. Старый и страшный шрам... очень страшный...
Опять дорога. Будь она проклята. И вечное «...покуда Ливень не нагнал...», в разных вариациях повторяемое всей без исключения труппой.
Да, здешний Ливень действительно мог бы именоваться именно так, с большой буквы. Он и впрямь должен был не «зарядить», а нагнать — мрачное и тёмное, небесное воинство шло с востока, горизонт клубился чёрным, словно там, вдали, полыхали невиданные пожары — но обо всём, что касалось
Смертных Ливней, люди старались говорить самыми обычными словами, как будто это могло уберечь от льющейся с небосвода смерти!
На сей раз эти слова произнёс Кицум, старый клоун, никогда не расстававшийся с бутылкой. У него уже здорово тряслись руки, а изо рта пахло какой-то алхимической гадостью, даже когда он — редкое дело! — случайно оказывался трезв.
На помост он выходил только после «маленького глоточка на удачу». Объём «глоточка» менялся от двухкулачной кружки до целой бутыли забористого гномьего «Каменного жара».
Она поёжилась, тщетно пытаясь сберечь последние остатки тепла. Всё, сейчас её поднимут. Фургон остановится самое большее на несколько минут, набрать воды в придорожном колодце, а затем потащится дальше, через лесное, буреломное безлюдье, через Суболичью Пустошь, отделявшую славный град Хвалин от не менее славного града Острага.
«...Только бы успеть, покуда Ливень не нагнал...»
Они не останавливались на ночлег. Не разводили на привалах огня. Пищу кое-как варганили на железной печурке, опаса ради вынесенной за борт фургона.
Потому что, если дождь застигнет в пути, всем им можно читать отходную.
Не дожидаясь пинка в бок, девушка откинула одеяло и потянулась — легко, грациозно, словно дикая кошка. Что, кстати, было не так уж далеко от истины. Заострённые ушки и в самом деле придавали ей определённое сходство с кошкой — притом именно с дикой.
Агата — из племён Дану. Точнее, Агатой её звали люди — за редкостные волосы, иссиня-чёрные, чернее воронова крыла; а как звучало её настоящее имя, никого не волновало.
— А, очухалась... — Кицум сидел
