Петухов Юрий - Наемник
ЮРИЙ ДМИТРИЕВИЧ ПЕТУХОВ
НАЕМНИК
Даброгез бросил поводья - пусть конь сам ищет дорогу, мо-
жет, он окажется удачливей. Щель между домами по-прежнему
оставалась пустынной. И это они называют улицами! Даброгез
скривил губы. Половина города была позади, но до сих пор не
попался навстречу ни один из его жителей. От смрада и духоты
к горлу подкатывал комок. Хотелось избавиться от него, вып-
люнуть или хотя бы затолкать обратно, внутрь. Но ком распу-
хал, забивая глотку, мешал дышать. Такого отвращения Дабро-
гез не испытывал даже на краю света, в бесплодных и безумных
сирийских пустынях, где под равнодушным жестоким солнцем
разлагались горы трупов и конь не знал, куда поставить копы-
то... И там и здесь помогали старые Аврелиевы взгляды. За-
севшие в памяти слова, крутящиеся замкнутой цепью, кольцом,
без начала и конца: слава - забвение, душа - дым, жизнь -
война и остановка в пути; жизнь - хаос, сохраняй среди него
нерушимый ум, и он тебя проведет по ней, потому что все .ос-
тальное суета, слава - забвение, душа... Еще как помогали!
Там, на подступах к Аравии, было тяжело, очень тяжело. Но
все же там было лучше, чем здесь. А когда с моря дул запад-
ный ветер...
Воспоминания прервал истошный женский визг. С хрипами, с
захлебом. Он вырвался из расщелины меж мшистыми домами. Кри-
вясь и пропадая во мраке, расщелина убегала вправо от глав-
ной улицы. На коне в ней делать было нечего. Визг перешел в
прерывистый сип, но совсем не стих. "В своем городе, сво-
их... - подумал Даброгез, брезгливо сводя губы. Он знал, что
здесь нет сейчас колониальных войск, да и соседей, любителей
поживиться за чужой счет, не должно быть, а впрочем... -
Варвары, что с них возьмешь!"
Сильно заныла левая рука, раздробленная под Равенной.
Даброгез еле сдержался, чтобы не выругаться вслух. Алеман
был по-бычьи силен, а дубина его, утыканная кабаньими зуба-
ми, - огромна. Рука зажила быстро, но болеть не переставала
вот уже восьмой месяц. Болела так, что порой не хватало ни
сил, ни терпения - хоть щит оземь! Мелькнувшая перед глазами
картина - оскаленный, пенящийся рот разрубленного чуть не
надвое алемана, помертвевшие, побелевшие глаза его и пальцы,
судорожно отлипающие от гладкой, затертой рукояти палицы,-
облегчения не принесла.
Сворачивать Даброгез не стал, и вообще он чувствовал себя
очень неуютно - стрелы можно было ждать отовсюду, опасность
таилась за каждым домом, в каждой щели, она могла прийти с
крыши, из-за угла. И когда распахнулись почти над самой го-
ловой набухшие дубовые ставни. Даброгез невольно прикрылся -
в щит ударила не стрела, не камень - окатило струей густой
мутной жидкости. Тошнотворная вонь перебила все прочие запа-
хи. Комок в горле рванулся наружу, вырваться не смог, только
напрочь лишил дыхания. Свиньи, дикари! Рука сама собой
скользнула в тулу: миг, полмига - но сулица затрепыхалась в
плотной древесине, окно уже было закрыто. Свора собак, вы-
нырнувших из темноты и неизвестности, свилась под копытами
коня в дерганый, нервно взвизгивающий клубок - помоев было
мало, не хватало на всех. Даброгез проехал мимо. Стучать,
рваться в дом - бесполезно, что в крепость с голыми руками,
да и ни к чему, наверное. Он дернул за поводья, конь пошел
веселее, не обращая внимания на свору. Конь был боевой, при-
вычный. "Молодчина, Серый, ну-у, ничего, ничего!" Даброгез
похлопал его по шее, расслабился...
Лицо префекта было еще неподвижней, чем обычно. Стеклян-
ные глаза поблескивали то ли на Даброгеза, т
