Библиотека в кармане -русские авторы

         

Плонский Александр - Единственный Друг


Александр Плонский
ЕДИНСТВЕННЬЙ ДРУГ
Фантастическая повесть
Это было в одном из вероятностных воплощений человеческой истории...
* * *
Воспоминания - непозволительная роскошь для меня. Ведь прошлое
невозвратно, да и было ли оно таким, каким рисуется в воспоминаниях? Ярким,
значительным... Сколько раз я торопил дни и месяцы, готовый вычеркнуть их из
жизни, лишь бы приблизить желанный миг. А он, перейдя из будущего в настоящее,
тотчас терял привлекательность, оставляя после себя недоумение: стоило ли его
подгонять?
Я сорил секундами, разбрасывал их, точно обесцененную мелочь, пригоршнями,
щедро и бездумно. Незаметно для меня они слагались в годы, тяжелые как гири.
Их тяжесть я ощущаю сейчас, когда за плечами тысячи лет, и не осталось никого
из тех, с кем начинал жизнь.
В воспоминаниях нет полутонов. Все гораздо контрастнее, чем в
действительности. Между добром и злом резкая грань. Подлец всегда и во всем
подлец.
В жизни не так. Добро и зло пронизывают друг друга - не бывает
рафинированного добра и рафинированного зла. А подлец в свободное от подлостей
время может быть милейшим человеком...
Впрочем, все это никчемное философствование. А что нелепей доморощенного
философа, особенно, если он космопроходец. Ведь кому-кому, а космопроходцу не
пристало жалеть о прожитых годах: судьба его уникальна.
Как ни убивал я время, - в многовековом трансвселенском полете и в
ожидании этого полета, и во множестве других ожиданий, - оно унесло меня в
своем невозвратном течении несравнимо дальше, чем отмерено смертному.
Тогда мне было не до воспоминаний, я жил настоящим, еще больше - будущим.
А сейчас подвожу итог, хотя, быть может, проживу годы. Только ничего
значительного со мной уже не произойдет. Активная жизнь позади, и я пытаюсь
реанимировать ее в воспоминаниях. Как говорили древние правоведы, попытка с
негодными средствами. Разве восполнит утрату действительности лубочная
картинка, малюемая памятью?
Оттого я и говорю себе: глупо, глупо, глупо! И продолжаю вспоминать,
потому что забыть было бы еще большей глупостью и даже подлостью по отношению
к тем, кого уже нет.
Стараюсь оттеснить на задний план памяти тщеславное - рукоплескание толпы
потомков, награды и отличия, которых я удостоился по возвращении. Стержневая
основа воспоминаний глубже и значительней. Для нее не найти иного определения,
кроме единственно возможного: дружба. Как жаль, что это слово затерто от
неумеренного применения!
Я не однолюб. Но лишь одного человека мог бы по праву назвать другом. У
него же, помимо меня, было немало друзей. Они разбежались, как только с ним
случилась беда. А я остался. Впрочем, об этом позже.
Лен - так звали моего друга - не был исконным землянином. Он родился на
союзной планете в созвездии Лиры. Как раз тогда ученые пришли к выводу, что в
биологическом плане человечество деградирует. Чтобы остановить вырождение,
нужна была свежая кровь: генофонд землян требовал обновления. И с лирийцами,
близкими по генотипу к людям, заключили договор о генетическом обмене. Так Лен
попал на Землю.
Его усыновила бездетная супружеская чета. Повзрослев, он мало чем
отличался от коренных землян. Лишь заостренный нос, узкие плечи и
пронзительный блеск неестественно крупных черных глаз выдавали в нем
инопланетянина.
Я познакомился с ним во время войны на первом цикле космофизического
практикума.
Это была вторая, и последняя, галактическая война...
Говоря "во время войны", я допускаю неточность: надо было сказать "еще во
время





Содержание раздела