Погодин Радий Петрович - Живи, Солдат
Радий Петрович ПОГОДИН
ЖИВИ, СОЛДАТ
Маленькая повесть о войне
В класс они вошли на руках. Своего веса Алька не чувствовал, шел,
словно не было в природе земного тяготения. От ощущения легкости и
необыкновенной прыгучести рождалась в груди щемящая, затрудняющая дыхание
радость. Иногда сердце обмирало, будто он падал с крутизны. Его ладони
шлепали по намастиченному полу, жирному, цвета вековой ржавчины. Нянечки
разводили мастику горячей водой, размазывали ее по всей школе мешковиной,
навернутой на швабру. Запах керосина никогда не выветривался - керосина и
хлорной извести.
Мастика шелушилась под ногами ребят, шаркающих, топочущих,
приплясывающих; забивалась под одежду пыльцой, отчего белье при стирке
покрывалось красной сыпью. Гнев матерей был стремителен и целенаправлен.
Затылки трещали. Матери плакали. Ах, как легко шагается вверх ногами,
словно кровь стала газом, газовым облаком, водородом.
Возле учительского стола они подпрыгнули, сгруппировались в воздухе и
распрямились, став на ноги в один звук.
Завуч, высокий и тощий, Лассунский - фамилия такая, - остро глядел на
них от задней стены и улыбался, все уже и уже растягивая свою улыбку. Все
в нем было заострено: плечи, локти, колени. Длинные пальцы с крепкими
чистыми ногтями треугольной формы. На голове седой вздыбленный кок, отчего
и голова его казалась заостренной. В руках острая пика, изготовленная из
заморского дерева, - указка, безукоризненно точная, Лассунский даже из-за
спины попадал ею в нужную точку на карте.
- Браво! - сказал Лассунский. - Братья Земгано. Двойное сальто в
ночные тапочки. Через Ниагару с бочонком пива. Браво! Классу разрешаю
похлопать.
Класс изменил им в одну секунду (сорок предателей). Громко затрещали
восемьдесят ладошек (очень весело дуракам).
Завуч Лассунский поднял пику.
- Имена у них вполне цирковые - Гео и Аллегорий. Придумаем им
фамилию.
- Сальтомортальские! - выпискнул Люсик Златкин. Краснея прыщавенькой
рожицей и суетливо оглядываясь, Люсик пробормотал в нос: - А что,
подходяще и без претензии... И необидно...
Поднялась Вера Корзухина - высокая, осанистая, бесстрастная, как
Фемида.
- Нужно вызвать родителей. Распоясались!
(Что она, спятила?)
Вера Корзухина растворилась в оранжевом вихре. На ее месте бамбуком
закачался Лассунский.
- Ну-с? - задал он асмодейский вопрос.
- Извините, мы думали, класс пустой.
- Сегодня не воскресенье.
- Мы другое думали: у директора разговор громкий, мы думали, вы в нем
участвуете... Разрешите сесть?
- Э-э, нет. Сей номер мы доведем до конца. Слушай мою команду. Тем же
способом и тем же путем в обратном направлении, делай... Але-е... Ап!
Они сделали фляк в стойку на руках, развернулись и пошли в коридор.
Ладони прилипали к мастике. Запах керосина сушил глотку. Завуч шел рядом,
приговаривая печально:
- К директору, мальчики мои, к директору. К Андрей Николаевичу.
В молодости завуч Лассунский плавал в торговом флоте, да заболел.
Сойдя с флота, закончил факультет географии. Говорят, пику-указку он
изготовил из тросточки, подаренной ему одной влюбленной пуэрториканкой.
Мастика налипала на пальцы. Обжигала ладони. Запах керосина
скарлатиной обметывал рот...
Почему стена темная? Нет окон? Стена отгораживает что-то, от чего
тоскливо и страшно.
Возле директорского кабинета они упали. Лассунский сказал:
- Слабаки. Не могли коридор одолеть. Сейчас я еще ваши знания
проверю.
Ребята (сорок предателей!) пузырем выпирали из класса. Громоздились в
три яруса, наверно, придвин
