Погорельский Антоний - Изидор И Анюта
A.ПОГОРЕЛЬСКИЙ
ИЗИДOP И АНЮТА
Уже неприятель приближался к Москве. Длинные ряды телег, нагруженных
тяжелоранеными воинами, медленно тянулись в город с большой Смоленской
дороги. Они с трудом пробирались сквозь толпы жителей, с сокрушенным
сердцем оставляющих любезный первопрестольный град!. Разного рода повозки,
наполненные рыдающими женщинами и детьми, тихо подвигались к заставе; к
верху и к бокам, под козлами и на запятках привязаны были большие узлы.
Лошади едва тащили тяжелые повозки; женская заботливость, казалось,
предусмотрела все, что нужно в долгую дорогу; но иные второпях забыли
ларчик с бриллиантами, другие оставили в опустелом доме карманную книжку с
деньгами. На всех лицах написана была сердечная горесть, - на многих
жестокое отчаяние. Никто не предвидел грозы, незапно нагрянувшей на
Москву; никто заблаговременно не принял мер к спасению... Здесь мать,
прижав грудного младенца к трепещущему сердцу и ведя за руку малютку, едва
начинающего ходить, влечется за другими, сама не зная куда... Там дряхлый
старик, опираясь на посох, с трудом передвигает ослабевшие ноги.
Подходя к заставе, он останавливается... еще раз взглядывает на родной
город, где думал спокойно умереть... Стесненная грудь его едва подымается,
и горькие слезы, может быть последние, дрожат в полупотухших очах!.. Купцы
теснятся около лавок - не для спасения своего имущества, нет: рука их, не
дрогнув, уничтожает плоды многолетних трудов, чтоб не достались они врагу
ненавистному.
Ужаснее всего положение тех, которые находятся в невозможности
спастись! В безмолвном отчаянии взирают они на бегущих. Все вооружены;
старинные копья и берыши, разнообразные сабли и кинжалы исторгнуты из
оружейных, где обречены были на вечное бездействие. Все готовы умереть за
отечественно чувствуют, что не в силах ему помочь! Единственным утешением
служит им слабая надежда, что неприятель отражен будет от Москвы. В самом
деле, мысль, что древняя русская столица с величественными храмами, с
святыми иконами достанется неприятелю, - эта ужасная мысль не может
утвердиться в народе. Русское сердце же постигает, каким образом
нечестивый супостат осмелится вступить, в священные царские чертоги!
Был первый час пополудни, когда въезжал в Дорогомиловскую заставу
молодой кирасирский офицер. По всему видно было, что он скакал несколько
верст во всю прыть; вороной под ним конь покрыт был пеною. Солнце в то
время ярко светило с синей высоты, но лучи его не отражались от золотого
шишака и от серебряных лат, покрытых густою пылью. Молодой офицер ехал по
улицам, кипящим от народа, и взоры его, казалось, кого-то искали между
спасающимися женщинами. Иногда рука его останавливала коня, - он
пристальнее всматривался в едущих, но, заметив ошибку свою, вновь понуждал
коня и продолжал путь большой рысью.
При переезде чрез Ехалов мост лошадь его споткнулась.
- Бедный Феникс! - сказал офицер вполголоса, - любезный мой товарищ,
этого за тобою не бывало! Как худо плачу тебе за верную твою службу!
Он погладил Феникса по шее и опять вонзил окровавленные шпоры в
разодранные бока усталого коня.
В Красном селе, в приходе Тихвинской божией матери, стоял небольшой
деревянный дом, который можно б было назвать хижиною, если бы он не
находился внутри города.- Молодой офицер поспешно соскочил с лошади и
бросился в отворенную калитку, не дав себе даже времени привязать коня. На
дворе верный страж дома - большая дворная собака встретила его с
униженными ласками; но он взбежал на
