Покровский Владимир - Метаморфоза
ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ
МЕТАМОРФОЗА
Я все-таки расскажу тебе, пусть даже и потеряю твою любовь, потому что
все равно потерял. Тебе, потому что кому еще могу рассказать такое? Потому
что не рассказать будет нечестно. Уезжай и не жди от меня вестей - меня
нет.
Ты никак не могла понять, почему я не хотел соглашаться на ту инспекцию
- помнишь? Ты говорила: чудной (мне нравилось, когда ты так говорила), не
вздумай отказываться, столько надежд. А я отвечал, что я куафер до мозга
костей, куафер и никакой не инспектор. У меня ничего не получится - я тебе
отвечал. А ты говорила: чудной, ты не просто куафер, ты особый куафер,
тебя заметили, из инспекторов делают куаферских командиров. Вот что ты
говорила. Ох, ребята, ребята, ребята, ребята...
Любовь моя, родная, единственная, я действительно был тогда куафером, и
ничем больше, и нельзя было мне инспекцию доверять. Мое дело - причесывать
планеты, делать их максимально пригодными для человеческого жилья, пусть
даже это и стоит жизни большинству коренных обитателей. "Создавать новые
экологические структуры" - это значит иногда чуть не плавать в самой
мерзкой грязи, которую можно выдумать, терпеть всякий раз отвратительные,
нестерпимые запахи гнилого мяса, которое совсем еще недавно было не
гнилым, бегало по травке и не подозревало, что встретит меня. Выносить все
это и уверять себя, остальных, что другого выхода нет, что кто-то должен
делать эту грязную работу ради всеобщего блага. Кто-то хоть так должен
решать проблему перенаселения, спасибо медикам за нее. Тогда я был пусть
талантливым, но куафером, то есть человеком, который имеет дело с
животными, а с обычными людьми общаться уже не умеет. Уже забывает, что
значит жалеть человека, уже и понятия не имеет, что значит его опасаться.
Быть куафером - значит делать свои планеты, быть инспектором - чинить
сделанное кем-то, а это всегда муторнее, чем делать заново самому.
Инспекция - это выявление чужого брака, мне за нее браться совсем не
хотелось, как любому не хочется браться не за свое дело.
Я проиграл, я себя продал на той инспекции, не заметил даже, когда и
как. Меня нет.
И это враки, чудовище мое любимое, что мне противны были жестокость и
трупная грязь, неизбежные в нашем парикмахерском деле, - это я врал. Врал,
потому что ну не может же человеку такое нравиться. Теперь, после всего,
точно могу сказать - и это мне тоже нравилось, и это тоже. Сейчас время
такое, что нелюбимой работы не может быть. Может быть разве что работа
нейтральная. Нет у людей другой связи с работой, кроме любви. И я тоже
любил куаферство, я стеснялся этой любви, но понимал, что я куафер, только
куафер, и кроме куаферства ничего другого делать не умею и не хочу.
Не нравился мне и объект инспекции - планета Галлина в Четырнадцатом
Южном секторе. Одна из первых моих планет - я как-то тебе рассказывал. Я
ее плохо, собственно, знал - самый конец пробора застал, уже после того,
как противников куаферства утихомирили. Стандартный старинный пробор для
поселений средней численности. Хоть на одной такой планете ты наверняка
останавливалась - их в туристические рейсы очень любят включать. Обжитый,
примерно в тысячу квадратных миль уголок, всегда почему-то на материке, с
земноподобной биоструктурой, по контуру плавно переходящей в
аборигенальную, с тщательной охраной границ и вытекающими отсюда местными
традициями, иногда глупейшими, но всегда трогательными; с аварийным
биоэкраном куаферского типа и так далее. Населяют такие планеты, как
