Полищук Валерий - Смысл-54
Валерий Полищук
Смысл-54
Михаил Петрович Рязанцев давно махнул рукой на свою внешность и потому
понятия не имел о том, как меняется его оболочка. А тут пришлось ему
примерять в магазине костюм, - жена уговорила, - и попал Рязанцев в
кабину, где зеркала сразу с трех сторон. В кабине же, осматривая под
надзором Ольги Сергеевны обнову, он увидел трех непохожих друг на друга,
но одинаково неприятных мужчин. Одного - узкоплечего, с приплюснутым
обезьяньим затылком, другого - с висячим носом и светящейся макушкой и
третьего, хорошо знакомого, с мешками под глазами, двухдневной щетиной и
начинавшей подвисать щекой. От этого наблюдения вселилось в него привычное
чувство побитости.
Он встревожился - но не из-за признаков старости, подсунутых ему
бессловесным стеклом. Стало вдруг очевидно, что заброшенная его оболочка
переросла в отдельное существо, и притом существо глубоко чуждой ему
породы. Такая особь должна курить папиросы "Беломор", безропотно
выстаивать битый час в очереди за кружкой мутного пива и превыше всех благ
полить тупое глазение в телевизор. На общепринятом, внешнем языке ее можно
было обозначить тусклыми терминами "обыватель", "тюфяк". На внутреннем же
языке Рязанцева это существо называлось титулом особым, в тысячу раз более
точным, но из-за случайного совпадения звучавшим для окружающих не вполне
пристойно.
На внутреннем языке Михаил Петрович говорил с раннего детства, и без
пего, возможно, пропал бы на этом свете, потому что начисто был лишен
способности отдавать и исполнять приказы.
Жители нашей планеты ежеминутно, сами того не замечая, обмениваются
приказами, а у Рязанцева был какой-то врожденный порок. Едва заслышав
любой начальствующий голос, он цепенел и терял координацию движений. В
детстве Рязанцев иногда еще лепетал при этом какие-то птичьи слова, но они
не помогали. Поэтому, став немного взрослее, он научился слова таить, а от
воли окружающих откупаться.
За ценой он не стоял - откупался и вымученными приличными отметками, и
неуклюжей лестью, и даже бутербродами, которые мать давала ему на обед. Он
и в институт исхитрился поступить, чтобы откупиться от армейской службы и
от множества чужих людей, которые возымели бы право отдавать ему приказы;
он и женился, чтобы откупиться от слез однокурсницы Олечки - слабенькой,
неулыбчивой, прихрамывающей. А уж после этого заглядывал в зеркало разве
что за бритьем, предоставив своей наружности полную свободу для
самостоятельной мимикрии. Так, сам того не заметив, Рязанцев превратился в
человека, возраст которого определить трудно, еще труднее угадать, о чем
он думает и думает ли вообще, в немолодого образцового семьянина, удел
которого носить неопределенного покроя костюмы, всегда имеющиеся в
свободной продаже. Вот что открылось ему в примерочной магазина "Мужская
одежда".
Шагая домой с очередным мешковатым костюмом, Михаил Петрович уныло
размышлял о несовершенстве своей дряблой фигуры, о скудости внешнего языка
и еще о том, что придется, видимо, ему снова менять место службы.
Из-за доставшегося ему от природы характера Рязанцев менял службу
часто, так что к сорока двум годам довелось ему и проектировать мосты, и
рассчитывать ирригационные системы, и создавать транспортные сети. Был он
программистом редкого класса и работником слыл незаменимым. С каждой
службы его отпускали с сожалением, так и не поняв, почему этот пасмурный
человек уходит. А Михаил Петрович подавал на расчет, едва начальство,
попривыкнув к новому лицу, начинало
