Почивалин Николай Михайлович - Моя Сберегательная Книжка
Николай Михайлович ПОЧИВАЛИН
МОЯ СБЕРЕГАТЕЛЬНАЯ КНИЖКА
Рассказ об одной поездке
Отец ушел на пенсию и, затосковав в первые же дни от безделья, принялся
за занятие, которым лечатся в подобных случаях, должно быть, все
пенсионеры, - начал перебирать собственный архив.
Наверно, людей, удалившихся на отдых, к подобному занятию
подсознательно толкает еще и желание осмыслить собственную жизнь, нередко
длинную и значительную, оглянуться с крутого перевала на прошлое.
Из левого, насколько я помню, всегда замкнутого на ключ ящика комода
была извлечена целая кипа писем, документов, справок, половина из которых,
как все мы знаем, совершенно не нужна и которые, тем не менее, мы ревниво
храним. В основании этой кипы лежала фотография молодого лесничего в
форменной тужурке, начавшего свой трудовой путь почти полвека назад, на
самом верху - Почетная грамота, датированная апрелем 1959 года, когда в
том же чине лесничего, семидесяти лет от роду, отец получил пенсионное
удостоверение.
Любой взрослый человек знает, какой необыкновенной, почти магической
силой обладает попавшая вдруг на глаза засушенная веточка сирени, вырезка
из газеты или справка с первого места работы. Словно получив толчок,
память начинает раскручивать забытый фильм, и хотя иные кадры в нем не
сохранились вовсе, зато другие - той удивительной четкости, которой может
позавидовать иная настоящая кинолента...
Перебирая бумаги, такой "фильм", должно быть, смотрел и отец. Мы
понимали это, не мешали ему ни разговорами, ни вопросами, и было
неожиданно, когда он заговорил первый.
- Хм! - явно удивленно произносит он. - На, посмотри.
- Что это?
В руках у меня оказывается небольшая, с прожелтевшими листами книжечка
без корок - от них под скрепками остались клочки выгоревшей зеленоватой
бумаги.
Справа и слева от "еерпастого молоткастого" герба, обрамленного
колосьями, четкие буквы - "Н. К. Ф." - "СССР". Сберегательная книжка.
Ничего еще не понимая, я недоуменно скольжу взглядом: под номером
книжки выцветшими от времени чернилами вписаны... мои фамилия, имя и
отчество. Еще ниже, под печатью: 30 июля 1930 года.
- Моя книжка?
- Твоя, - подтверждает отец. - Вместе с матерью на твое имя положили...
Я и забыл про нее. Так что можешь получить.
- Через столько-то лет? - смеюсь я.
- Ну и что же? - невозмутимо говорит отец и веско объясняет: -
Советская власть не менялась. Съезди в Никулино и получишь.
Никулино, Никулино... Теперь моя память услужливо начинает крутить
давно забытый фильм. Он, разумеется, меньше - детский, диафильм, если
говорить точнее, но, должно быть, поэтому и начинает мелькать что-то
цветное и яркое.
- Дай книжку, - просит отец.
Он переворачивает первую страницу, и тут только узнаю, каким крупным
вкладчиком, оказывается, я являюсь. В графе "операция" указано, что
тридцать лет назад на мое имя внесено шесть рублей.
- Интересно, сколько же за эти годы набежало? - размышляет отец.
Всякие житейские вопросы отец всегда решает с помощью бумаги и
карандаша.
- Так, - положив перед собой тетрадку, начинает он. - Будем исходить из
расчета трех процентов годовых.
Таким образом, за первый год прирост по вкладу составит восемнадцать
копеек. За второй год проценты уже исчисляются с общей суммы, иными
словами - восемнадцать целых и пятьдесят четыре сотых копейки...
Выяснив, что за первые пять лет мой вклад возрос на целый рубль и
составил к 1935 году семь рублей, отец отодвигает тетрадку, потирает
широкий, слившийся с лысиной, лоб. Не сглази
