Постнов Олег - Отец
Олег ПОСТHОВ
ОТЕЦ
Hачиная этот, по необходимости краткий, отчет, мы первым делом
считаем долгом своим сознаться не только в собственном неумении и
непривычке к составлению подобного рода документов, но, что важней, в
определенной предвзятости, а значит и необъективности нашего взгляда на
суть тех событий, объективное изложение которых как раз и есть, вернее,
должно было бы быть целью подобного очерка - как, впрочем, и доброй
волей его автора, коль скоро он уже взял на себя труд этот очерк
составить.
А между тем это для нас невозможно. Мистерии родственных уз редки в
наш век, и потому нет ничего удивительного в том, что наше собственное
мнение, вероятно, сильно отличается от мнений прочих участников дела и
особенно от мнения его главного участника (если только предположить, что
его вообще следует принимать в расчет). Мы к тому же имели несчастье
слишком близко коснуться некоторых сторон происшествия, которое намерены
описать, хотя, опять-таки, это дело давнее, а время имеет свойство
сглаживать углы. И тем не менее кое-кто безусловно найдет, что мы
попросту сгущаем краски. Что выбор темы, по крайней мере, требует иных
средств, чем те, которыми мы располагаем. Что, наконец, мы
воспользовались - самым неделикатным образом - своей осведомленностью,
вовсе упустив из виду простые нормы приличия. Все это может быть. Hо
приходится мириться с неизбежным. А потому мы не хотим выдумывать себе
дальнейших оправданий, заранее сознаем слабость и недостаточность их и
смиренно склоняем голову под справедливый упрек, лишь повторяя вслед
великому древнему поэту, мол, будет и того, что болезнь указана, а как
ее излечить - это уж Бог знает!
Летним утром 197* года Сергей Михайлович Дозорский, наш герой, вышел
во двор своего дома с совочком в одной руке и жестяным ведерком,
разрисованным многоцветными бабочками и лепестками, в другой. Поскольку
Сергею Михайловичу только что накануне, позавчера, исполнилось шесть
лет, дело, им предпринятое, открывало еще перед ним всю важность своего
значения и было ему даже отчасти неприятно, хотя и, как он думал сам,
необходимо.
Отпустив подъездную дверь (она сейчас же с грохотом обрушилась на
косяк, вызвав дребезжание ближайших оконных стекол), Сергей Михайлович
остановился на краю низенького бетонного крылечка, пристроенного к
подъезду ввиду кривизны фундамента, и оглядел двор. Двор был залит
солнечным светом и, как все дворы Городка в это время дня и года,
представлял собою небольшой, в меру запущенный эдем накануне
грехопадения. Здесь всего было вдоволь: кустов, газонов, берез,
посыпанных гравием дорожек, все это чередовалось и уравновешивалось друг
другом так, что двор не выглядел ни тесным, ни пустым, и тот, кто
вздумал бы описать его словами, едва ли бы избег выражений вроде
"красочный ансамбль " и "живописный беспорядок ".
Дозорский, однако, глядел кругом, менее всего помышляя о красотах
природы. Этот двор вместе с некоторыми окрестностями и частью соседней
улицы, уводившей в другие дворы, заключал в себе мир, весьма сложный и
запутанный, но который все младшие обитатели дома знали наизусть.
Детство поколений копирует юность человечества, и потому двор был
разбит, словно античный космос, на множество мест, понятных лишь изнутри
и независимых друг от друга. Мир составлялся из этих мест.
Прямо против подъезда, тесно друг к другу, располагались два наиболее
важных из них: песочник и качели. Их удачно разделяла живая изгородь,
довольно высокая, чтобы скрыть тех, кто иг
