Потиевский Виктор Александрович - Странствия И Судьба Чанга
В. Потиевский
СТРАНСТВИЯ И СУДЬБА ЧАНГА
Зверь шел по распадку. На мгновение остановился, прислушался, едва
подергивая кончиком длинного, нервного, подвижного хвоста. Бесшумно
ступая мягкими лапами по опавшей желтой листве, по зеленому хвощу и
пожухлым осенним травам, он спустился к ручью. Приник грудью к земле, и,
едва касаясь воды пушистым белым подбородком, долго и с удовольствием
пил чистую прохладную горную воду, осторожно, по-кошачьи, лакая ее
широким розовым языком. Огромная светло-коричневая мочка носа мокро
поблескивала на утреннем солнце, длинные усы шевелились, потому что Чанг
во время питья всегда морщил щеки.
Он жил здесь уже одиннадцать лет. Бродил по долинам, склонам и
распадкам родных своих отрогов Сихотэ-Алиня, охотился, отдыхал, играл,
чаще всего один, резвясь, бегая и прыгая, особенно по первому снегу.
Правда, с годами он стал сдержаннее - и резвился теперь реже, чем в
ранней молодости, и волновался меньше в ожидании добычи.
Встреч с людьми он избегал всегда Хотя и влекло его к человеку
сильное, подчас почти неодолимое любопытство, но он всегда помнил ту
верную науку, которая вошла в его мозг вместе с материнским молоком, -
сторониться людей, обходить их жилища. Он уже давно ушел от матери,
ушел, когда ему было три года, но строго соблюдал все, к чему она
приучила его. Опытная старая тигрица, она передала своему питомцу не
только навыки и приемы охоты на изюбра или на кабана, она научила его
внимательности и осторожности, без чего не прожить в тайге даже тигру. И
главное, научила относиться уважительно к грозному соседу, уже давно
пришедшему в тайгу, к человеку Чанг помнил свою мать. После ухода от нее
он встречался с ней в тайге всего только два раза, они весело играли,
катаясь по январскому снегу... Но это было давно, ему тогда еще не
исполнилось и пяти лет. Потом больше никогда он не видел ни матери, ни
ее следов. Он не знал, что той же зимой ее убили браконьеры. Убили,
чтобы она не охотилась и не ходила там, где они стреляют изюбров.
Низиной он обошел склон сопки. Его длинное крупное тело беззвучно
скользило между стволами дуба, ольхи и осины, корейского кедра и
амурского бархата (1). Яркие, желтые спина и бока, покрытые черными
поперечными полосами, словно сливались с пестротой осенних лесных
красок, и тигр был почти невидим. Шкура плавно и быстро перекатывалась
на лопатках и бедрах, подчеркивая выпуклость и совершенство могучей
мускулатуры зверя. Было по-прежнему тихо, только щебетали и пели ранние
птицы, радуясь солнцу.
Но вот Чанг замер, вытянув стрелой хвост, поднял голову, чуть
приподняв верхнюю губу, и пошевелил усами, тщательно внюхиваясь в тишину
леса. Потянуло знакомым и влекущим духом. Пригибаясь к земле, длинной
тенью тигр проскользнул вперед и снова замер. Теперь он ясно различил
запах кабана, но этот запах обеспокоил его. Кабаном пахло и у самой
почвы, и повыше, запах добычи висел в воздухе, щекоча ноздри, раздражая
и волнуя хищника. Но было в этом духе и что-то неприятное, беспокоящее,
отпугивающее тигра... Он сделал еще несколько шагов и принюхался к
свежему следу. Глубоко вдавившиеся во влажный грунт широкие парные
копыта вепря оставили густой и едкий дух старого секача. Тигр хорошо
знал этого зверя, который обитал поблизости и по тяжести и силе своей
наверняка не уступал самому Чангу. И он, и молодая тигрица, что
охотилась на этих же угодьях, обходили одинокого старого и сильного
кабана. Нападать на него было опасно. Конечно, в самое голодное вре
