Пришвин Михаил - Голубиная Книга
М. Пришвин
ГОЛУБИНАЯ КНИГА
Было высказано скромное желание оживить общественную жизнь вопросами
быта, и по всему литературному фронту пошло: Троцкий сказал, Троцкий
сказал...
Я слышал от писателей, которые называют себя "бытовиками", что будто
бы и нет никакого еще у нас быта: милиционера, например, нельзя теперь
описать, как раньше городового: сегодня он милиционер, а завтра заведую-
щий отделом МКМ (Московское купоросное масло). Я бытовиков этих никогда
не понимал; мне казалось всегда, что чем дальше писатель от быта, тем он
лучше может, если захочет, и быт описать; мне казалось, что сам писа-
тель-бытовик является категорией быта, подобной городовому... Единствен-
ное, что присуще писателю, рисующему быт, - это наличие в душе его неко-
торой доли уверенности, что данное явление есть на самом деле, а не
только его писательское представление; это, с одной стороны, а с другой
- писатель не должен быть, как фотограф, и просто переносить на бумагу
то, что он видит и слышит обыкновенными глазами и ушами. Сейчас у нас
господствует именно это последнее ложное представление, и потому мы в
газетах видим невозможные для чтения огромные точные отчеты без всякой
попытки со стороны самого автора между ее угловыми фактами жизни провес-
ти свою волшебно сокращающую диагональ.
Один "вопрос быта" меня сейчас очень занимает. Раньше я очень интере-
совался русским человеком в отношении его к церкви, с одной стороны, и
той природной религиозности, которую называют "язычеством". Теперь тот
же простой русский человек становится перед лицом науки, противоставляе-
мой религии; в существовании такого бытового типа я имею полную уверен-
ность, встречаю его на каждом шагу...
Вот, например, - я ехал из деревни в Москву на конференцию по вопросу
хозяйственной организации центрально-промышленной области; рядом со мной
сидел в вагоне кустарь-скорняк, напротив - молодой человек в военной
форме, восточного типа, армянин или грузин - политический работник, -
остальная публика - все кустари-башмачники. У меня есть работа по изуче-
нию производственного быта кустарей, и я, не теряя времени, занялся
скорняком и скоро выудил у него ценные для меня сведения, что скорняки,
изготовляющие ценные меха, вообще развитее других кустарей, и это очень
понятно: они имеют дело с модными магазинами, с франтихами-женщинами и
научаются особому тонкому обхождению. В то же самое время, оказывается,
что ни один вид кустарного промысла так не пострадал от революции, как
скорняческий, именно потому, что в те годы исчезла модная женщина.
- А как теперь? - спросил я.
- Теперь, славу богу, - ответил кустарь, - понемногу оправляемся,
ведь мы живем исключительно от бабы! она загуляла, и мы с ней; соболей,
правда, еще мало, но каракуль пошел, а ведь мы от каждого сака по две
овчинки выгадываем - понимаете? Темное наше дело, и все, я вам скажу,
исключительно зависит от бабы.
- Женщина, - вмешался политраб, - такого типа со временем должна ис-
чезнуть.
- Да что вы? - испугался скорняк.
- Ну, конечно, вы же знаете, что новая женщина не носит дорогих ме-
хов.
- И вы думаете, что со временем все женщины будут ученые?
- Со временем, конечно. Взять пример с нашего быта и деревенского: вы
знаете, например, как теперь в деревне ценится жених, какое, пользуясь
нашим временем, он заламывает приданое с невесты.
- Но как же и быть без приданого?
- Как быть? вот у меня пустая комната, привожу к себе жену и говорю:
будем жить, как я живу, так и ты...
- Вам
