Пронин Виктор - Отец И Сын
Виктор ПРОНИН
ОТЕЦ И СЫН
В кабинет Засыпкиной доставили Михаила Жигунова. Невысокий, с редкими
прямыми волосами, человек, о котором единственно, что можно было сказать с
полной уверенностью - выпивающий человек. Привезли на машине в сопровождении
оперативных работников, которые и нашли его дома спящим. Вошел в кабинет
настороженно, по всему видно - чувствовал себя неважно. На графин посмотрел
так жалостливо, что Засыпкина сама налила ему воды.
Выпил жадно, в три-четыре глотка, облегченно перевел дыхание. Вытер
рукавом губы. Похмельная испарина покрывала лоб младшего Жигунова, штаны
смяты, он в них и спал, туфли после вчерашних похождений еще не успели
просохнуть. Ни одной зеленой вещи. Шарф, свитер, пальто... Нет, и близко
ничего зеленого. Может быть, вязаные перчатки?
- У вас есть перчатки? - неожиданно спросила Галина Анатольевна.
- Есть... А что?
- Где они?
- Дома...
- Какие у вас перчатки?
- Обыкновенные. Кожаные.
Но с окончательными выводами Засыпкина решила не торопиться, тем более,
что в квартире Жигунова предстоял обыск.
- Михаил Александрович, вы знаете, что произошло в доме отца?
- Да уж знаю... Рассказали люди добрые.
- Какие у вас были отношения с отцом?
- Нормальные. Хорошие отношения, - неуверенно добавил Жигунов, вспомнив,
видимо, поговорку, что о мертвых говорят или хорошее или ничего. - Были
хорошие.
- Почему же вы не жили вместе? Отец сдавал полдома чужим людям, а вы,
родной сын, живете на стороне... Почему?
- Так уж получилось. К родителям лучше ходить в гости... А жить вместе...
Слишком много точек соприкосновения. Да и выпивал он, откровенно говоря. Не
дом, а проходной двор. Кто с бутылкой придет - свой человек, желанный гость.
- Но квартиранты не жаловались?
- Дергачевы? Да они сами такие же.
- Значит, не любили вы отца?
- Я такого не говорил.
- Любили?
- И этого не говорил. Отец - он и есть отец.
- Вы - прямой наследник, следовательно, дом теперь ваш?
- Что осталось от дома - мое.
- Были ссоры с отцом из-за дома?
- Как вам сказать... Не то чтобы ссоры... Мне, в общем-то, есть где
жить... Но разговоры о доме были. Он сам затевал. Оно понятно - один остался,
мать тоже ушла, жила отдельно, не могла с ним. Вот он и заговаривал время от
времени об этом доме. Как я понимаю, пытался нас привлечь к себе. Дескать,
помру - вам останется... Собутыльников у него всегда хватало, а близких людей
не осталось.
- Вы были вчера у отца?
- Заходил.
- По какой надобности? Родственной привязанности нет, говорить не о чем,
праздники кончились, день рабочий, а вы у отца?
- А что, нельзя? - усмехнулся Жигунов.
- Почему же нельзя, можно. Даже нужно посещать отца. Я спрашиваю о
вчерашнем дне, когда произошло преступление, когда кто-то поджег дом, тот
самый, который отец вам не отдавал, да и не собирался делать это до смерти.
Так?
- Это по-вашему что же получается? - прищурился Жигунов. - Хотите сказать,
будто я в отместку?
Про себя Засыпкина отметила, что он вряд ли в полной мере понимает
вопросы; Михаил улавливал только их поверхностный смысл, а когда ему чудился
какой-то намек, он истолковывал его по-своему, впадал в похмельную
обидчивость, которая, впрочем, тут же проходила. Конечно, неплохо бы ему
сейчас проспаться, прийти в себя, ясно осознать происшедшее, но не могла
Галина Анатольевна дать ему такой возможности, не было времени.
Давно известна закономерность - убийства проще всего, надежнее
раскрываются по горячим следам, в первые два-три дня, когда преступник еще не
п
