Прохватилов Валерий - И Грянул Бал
Валерий Прохватилов
И ГРЯНУЛ БАЛ...
(из записок бывшего пациента)
Я в дальнейшем моем рассказе, Сергей Василич, неизменно постараюсь - для
пользы дела - поменьше давать эмоций, а фактов более. Пусть сегодняшние
клиенты ваши, из психогруппы, с пользой примеряют на себя специфические мои
одёжи, потихоньку сопоставляя, что могло быть, что стало с каждым из нас, из
простых матросов пиратской лихой фелуки, как мы звали (лет двадцать тому!) с
похмелья Ленинградский радиокомитет. Да, пусть смотрят, что стало с каждым из
нас, кто единственным лекарством от всех бед и печалей мира выбрал именно этот
вот - доступный и достаточно простой для всех ритуал ухода... От бессилия
своего, от сознания умело организованной и какой-то даже, как нам казалось,
откровенно и насмешливо поощряемой год от года правовой беспомощности своей мы
и впрямь уходили в водку порой, как тот страус головенкой легкой в песок в
роковую минуту гона. Нет меня, не ищите, не тревожьте дырявую душу мою, - я
совсем в другом измерении живу, в ирреальном, но отчасти даже весьма удобном
мире таком - в себе. Почти так же все точно, как в бессмысленном одиночном
забеге на сорок два километра и сто девяносто пять метров - день за днем, год
за годом, под косыми взглядами строгих судей, - а жизнь одна...
Все же главное ощущение от тех лет осталось в душе такое: почему-то нас
всех (кочегаров, машинистов, вообще СТАРАТЕЛЕЙ НИЖНЕЙ ПАЛУБЫ) по самым
различным поводам постоянно трясло. Как под током или, что почти одно и то же,
как на вибростенде. Ну, а ежели не трясет (видно, что-то где-то лопнуло,
отключилось), все едино идешь к своей цели тихо, как солдат по кромке минного
поля, получивший задание определить к рассвету его границы. Ситуация эта
создавалась всей жизнью весьма искусно - как бы даже отчасти сама собой, ибо
со стороны начальства никаких к тому конкретных и точных действий по виду не
принималось. Временами мне виделся здесь элемент игры: если мы - грызуны,
каждый из которых день и ночь подтачивает какой-нибудь свой невидимый сладкий
корень, то они - востроглазые степные орлы, со спокойствием до поры глядящие
вдаль и вдаль; если мы - волки, они - охотники, обложившие нас флажками,
напряженно ожидающие, когда стрелка точно покажет заранее условленную минуту
гона; если мы - контрабандисты, они - таможенники... Мы как будто стараемся
нечто такое (такое!) в эфир просунуть и протащить, соответственно они -
обнаружить это НЕЧТО и обезвредить. Иногда - и они, и мы - действовали (хотя
"действовали" здесь, пожалуй, звучит не точно), скажем, так - поступали - не
совсем осознанно (не нарочно!), а скорее - по интуиции, то есть как бы даже
без злого умысла, - тем не менее (видит Бог!) все равно получался умысел, и
начальство наше, обнаружив в тексте в который раз всё те же "ненужные сегодня
народу" ассоциации, начинало в конечном счете опять печь выговоры, как хорошая
хозяйка печет на пасху куличи.
...Временами до сих пор я ловлю себя с неожиданностью на том, что боюсь
включать радио. Вдруг опять услышу кого - оттуда... Ибо мне претит грубая
практическая всеядность отнюдь не абстрактных лиц, склонных при одном режиме в
стране считать единственной прямой праматерью своей Еву, при другом -
обезьяну. То есть когда и кому это выгодно. Пусть по мне наш тогдашний главред
Игорь Болш, например, со счастливой какой оказией заберется хотя бы даже и на
самый далекий Марс, передаст актуальный свой репортаж с побережья пустынных
его каналов, - все равно я голо
