Пузий Владимир - Под Небом Голубым
Владимир Пузий (АРЕНЕВ)
ПОД НЕБОМ ГОЛУБЫМ...
"По другую сторону дня
мы уйдем в этот город,
где времени нет"
Борис Гребенщиков
Часть первая
Глава первая
ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.
1. Человек шел по городу. Был тот редкий час, когда прежние обитатели уже
исчезли, а новые еще не появились.
Человек спешил.
Город менялся.
Это происходило исподволь, лишь когда человек отворачивался - только в
такие моменты. Казалось, город стесняется человека. А может, это было его
любимой тайной - как знать?
Идущий уже почти добрался до центра. Он на мгновение остановился, откинул
со лба прядь черных, блестящих, как проволока, волос и оглянулся.
Дом позади, видимо, так и не успел завершить Преображение. Два нижних
этажа темнели, выстроенные из железного дерева и лишенные всяких
украшений; угрюмо и недовольно пялилось перед собой единственное окно,
бывшее одновременно и дверью - для тех, кто уже ушел. Верхний этаж сверкал
в лучах закатного солнца, состоящий из стекла... или пленки... или
чего-то, очень похожего на то и другое. Маленькие (с ноготь) голубые
кружочки были рассеяны по всей поверхности прозрачного материала в строгом
порядке: не слишком густо, но и не совсем редко. Внутри, видная даже
отсюда, медленно вращалась карусель без фигурок - словно вентилятор,
торчащий из пола. Дом выглядел сейчас наполовину выползшей из шкурки
бабочкой.
Человек устыдился, что помешал. Это походило на подглядывание в женском
туалете.
Он отвернулся и посмотрел на небо.
Солнце уже наполовину съехало к горизонту.
Вздох.
Он продолжил свой путь.
2. Иногда человеку казалось, что всё это происходит с одной-единственной
целью: свести его с ума. Если так, замысел потерпел поражение. Хотя
когда-то давно он и был близок к исполнению. В самом начале...
Сверху упала на мостовую (чередующиеся голубые и оранжевые булыжники с
одинаковым - разумеется, непонятным - знаком на каждом), задребезжала,
подскакивая, палка. Обыкновенная деревянная палка длиной в человеческий
локоть, заостренная с двух концов.
Идущий остановился и запрокинул голову вверх.
"Кто-то остался.
Город никогда не показывает себя в движении: будь то преобразование дома
или отвалившаяся во время оного преобразования жердь. Сам по себе город
недвижим (до тех пор, пока на него смотришь).
И значит, кто-то остался".
Улица в этом месте сужалась - стянувшийся в конвульсии кишечник, - и дома
нависали над человеком, загораживая собой темнеющее небо. Здесь они были
четырех-пяти этажные, с неизменными окно-дверьми: Преображение еще не
коснулось этого квартала.
Времени почти не осталось.
Человек снял с плеча и размотал веревку с закрепленной на конце
трехкоготной "кошкой". Представил, откуда могла свалиться жердь, взмахнул
рукой, забрасывая "якорь" в окно-проруб - окно без ставней и стекол,
пустую дыру в стене. Металл впился в дерево, и человек с затаенным
злорадством подергал веревку, чтобы "когти" вошли поглубже. В такие
моменты он представлял себе, что "якорь" терзает плоть города, в такие
моменты...
Он поднялся, помогая себе ногами; подкованные носки сапог глухо
выстукивали по бревнам. Потом нырнул во тьму четвертого этажа.
Отчасти он рисковал, но лишь отчасти. Человек не считал себя бессмертным
/да упасут мертвые боги от такого бессмертия, с которым пришлось
столкнуться здесь!/,
дело совсем в другом.
Он шагнул вбок, чтобы не стоять на свету, и потянулся к поясу. Глотком
холодной воды в пустыне прошелестел меч.
- Тебе лучше поспешить, - сказал человек, обращаясь к невидимом
