Радзинский Эдвард - О Любви К Математике
prose_history Эдвард Радзинский О любви к математике ru ru Павел В. Бормотов FB Tools, Fiction Book Investigator, Book Designer 4.0 12.09.2005 2A58DBDA-17BA-4C53-9E7D-FE32458D7287 1.0 Эдвард Радзинский
О любви к математике
Эта тетрадь — о предсмертных днях Велимира Хлебникова.
Я часто думаю: кто создал эту тетрадь? Была ли она написана с предсмертных слов самого поэта его другом, художником Митуричем, в доме которого Хлебников окончил свои дни? Или женой Митурича?
И наконец, кто вставил в эту тетрадь подлинные письма поэта-символиста Городецкого и ответы наркома Луначарского? И кто соединил их с «Досками Судьбы» самого Хлебникова? Я этого не знаю, да никогда и не пытался узнать — я слишком ценю тайну.
Одно, повторяю, ясно, тетрадь эта создавалась в самые последние дни таинственнейшего из поэтов — Велимира Хлебникова.
Как странно начинал Хлебников. Вождь русского авангарда, поэт поэтов в юности хотел стать... математиком. Но позвала поэзия — и заброшена математика, он бредит символистами и в их числе плохим поэтом Городецким, одним из лжекумиров начала века.
Чтобы потом отринуть всех их и гордо провозгласить самого себя Мессией, Поэтом будущего, Председателем Земного Шара.
Ах, с какой радостью он встретил революцию! Он крестился в огненной купели свободы. Идея всемирного братства народов заставила его изобретать всемирный язык. Он испытывал корни слов, исследовал созвучия, рождая горы странных стихов.
Странных, потому что поэзия в них проросла математикой.
В годы Гражданской войны он скитался по стране, счастливый безбытностью, ожидая всемирного крушения собственности. Он жил тогда, как Диоген, и все его имущество в эти годы — мешок со стихами. С этим мешком он колесил в страшных тифозных поездах.
Сколько раз во время набега банд в горящем вагоне исчезал этот мешок с великими рифмами. Но он доставал новый мешок — и вновь наполнял стихами...
Другой мешок он носил вместо одежды... мешок с дырками — для рук и головы. В этом наряде он объявился в двадцатом году на улицах раскаленного Баку, потом ушел в Иран вместе с солдатами. Именно тогда его прозвали Урус-Дервиш (Русский Пророк).
И тогда же, в Баку, в душе поэта произошло странное совокупление поэзии и математики. От этого противоестественного объятия были рождены Хлебниковым «Законы Времени». И сухая математика свершила то, чего не смогла сделать даже поэзия: он стал до конца безумным.
Теперь им властвовал Дионис. Он поверил, что нашел узду для Времени. Он готовился проникнуть в Космос. Он бродил по южному городу весь во власти формул.
Он чертил их всюду: на земле, на пыльных мостовых, на обрывках декретов. И тогда же внезапно он исчез из Баку. В декабре неожиданно он объявился в Москве.
Его вид был страшен. «Я встретил его в вагоне для эпилептиков, надорванного и оборванного» (Маяковский). Всю зиму в Москве, в больнице, поэт объяснялся в любви к математике — он записывал открытые им тайны.
Потом собрал свои записи в очередной мешок и ушел пешком в Новгородчину, к другу своему художнику Митуричу. Здесь, в деревне Санталово, летом 1922 года он умер.
«Я, Урус-Дервиш, вижу: воины Тамерлана идут в поход. Они несут камни, у каждого камень, зажатый в руке. Воины с узкими глазами, в жаровнях темных ресниц.
Я вижу: беспощадность равнины. Идут тысячи тысяч, и каждый бросает свой камень в общую груду. Стук камней...
И над гибельной степью — поднимается каменный ужас.
А потом — битвы, и волки, вопящие кровью, и нагой строй трупов.
А потом воины возвращаются из похода. И каждый забирает св
