Ракитин Андрей - Чаячий Мост (Химеры - 1)
Андрей Ракитин
Химеры I: Чаячий Мост
Романтическим девочкам посвящается.
Но - не пугайся, если вдруг
Ты услышишь ночью странный звук:
Все в порядке. Просто у меня
Открылись старые раны...
25-26 ноября, 1893 год
Эрлирангорд.
Тонкие, похожие на обгорелые свечки сосны гнулись почти до самой земли,
скрипели, и шум ветра, мешаясь с их гулом и плеском воды о камень набережной,
превращался в глухой тоскливый рев. Как будто там, за холмом на другом берегу
реки, далеко отсюда, раненый, стонал большой и сильный зверь.
Дом был, словно застывшая в камне морская волна. Так говорили все, кто
сюда приходил, и было совершенно очевидно, что другого такого дома в городе
нет. Ни в этом городе, ни в каком другом. Нигде, и потому Алисе казалось,
будто, несмотря на все свои годы, дом выстроен недавно и только для нее. Ну
что ж, она это заслужила. Так, по крайней мере, утверждал Ярран. Мастер
Лезвия, второй человек в Круге. Второй, если забыть о том, кто являлся вторым
на самом деле и кто ушел, не пожелав признать ее Хозяйкой. Ну что же, как
говорится, вольному воля...
Она сидела в большом мягком кресле, завернувшись в пушистый плед, и
слушала шум дождя. Капли стекали по стеклу, по выгнутым причудливо и странно
венетским рамам, по карнизу, обитому новенькой, еще не потускневшей жестью.
Капли шуршали в плетях дикого винограда и жухлом разнотравье в брошенном саду.
Иногда шелест дождя разбивал короткий глухой стук: это падали, отяжелев и
устав от ноябрьских туманов, яблоки. Этот звук напоминал Алисе детство, и у
нее сладко щемило под ложечкой. А потом на смену горькой нежности приходила
память о другом, запретном и оттого забытом, и в груди рождалась и начинала
расти черная, граничащая с безумием, пустота. Она была знакома Алисе давно,
она была расплатой за то, чего государыня наконец добилась, хотя в такие
вечера Алисе казалось, это слишком дорогая цена. Но пути к отступлению не
было. А если бы и был!.. Отдать все - за ощущение ласкового, безмятежного
покоя и счастья, за мир, который прост, понятен, а, главное, жив?! Все - за
паутинку или вздох ветра? Нет, слава Хранителю, она не такая дура.
Алиса поежилась в кресле. Ей было тепло под шкурами, даже жарко, но
смутное беспокойство тоскливой льдинкой уже упало за ворот. И, чтобы забыться,
Алиса стала думать о завтрашнем дне. Дне, на который, по ее настоянию, Канцлер
назначил коронацию. Ах как глупо было не слушаться его. Давно-давно ей
мечталось, что все произойдет солнечным прозрачным осенним днем, и небо синее
с золотою листвою будет над ней, и серебряный звук колоколов упадет с башен
печально и строго... Все будет не так. Она обречена завтра на вязкую сырость,
дождь и спотыкающегося на мокрых "кошачьих лбах" переулка Бастейи иноходца.
Кто из ее врагов злословил, что в ее годы она уже не способна держаться в
седле? Чепуха, ей только тридцать три - возраст Христа, но память слепа и
милосердна: она не может вспомнить даже имени этого человека, не то чтобы
лица. Только слово - как вздох и треск ломающихся льдин: Эрлирангорд, - и
пряный вкус крови и близкого безумия... Эрлирангорд... Даже ненависть
притупилась и улеглась, словно змея, у которой вырвали жало. Теперь все
позади. Глупо растрачивать чувства с бешеным неистовством юности. Все
миновало, от заслуженной награды ее отделяет только ночь. Бессонная, черная,
как вода в лесных озерах, тягучая, как старая песня и все равно, все равно, о
Господи, пощади! - бессонная.
Она давно разучилась спать по ночам. Покой л
