Распутин Валентин - Женский Разговор
Валентин Распутин
ЖЕНСКИЙ РАЗГОВОР
В деревне у бабушки посреди зимы Вика оказалась не по своей доброй
воле. В шестнадцать годочков пришлось делать аборт. Связалась с компанией,
а с компанией хоть к лешему на рога. Бросила школу, стала пропадать из
дому, закрутилась, закрутилась... пока хватились, выхватили из карусели -
уже наживленная, уже караул кричи. Дали неделю после больницы отлежаться, а
потом запряг отец свою старенькую "Ниву", и, пока не опомнилась, к бабушке
на высылку, на перевоспитание. И вот второй месяц перевоспитывается,
мается: подружек не ищет, телевизора у бабушки нет - сбегает за хлебом,
занесет в избу дров-воды и в кровать за книжку. Темнеет мартовским вечером
в восьмом часу, а электричество... прошли те времена, когда электричество
всякую минуту было под рукой. Сковырнули за-ради него ангарские деревни,
свалили как попало в одну кучу, затопили поля и луга, порушили вековечный
порядок - все за-ради электричества, а им-то и обнесли ангарские деревни,
пустив провода далеко в стороне. Выгоняли его при старых порядках для
местных нужд из солярки, а солярка теперь сделалась золотой, требует прорвы
денег. Утром посветят, чтобы на работу отправить, а вечером - не всегда...
Наталья по-старушечьи укладывается рано, вслед за солнышком; Вика
поскрипит-поскрипит на продавленной пружинной кровати и тоже затихнет.
Девка она рослая, налитая, по виду - вправду в бабы отдавай, но умишко
детский, несозревший, голова отстает. Все еще по привычке задает вопросы
там, где пора бы с ответами жить. И вялая, то ли с ленцой, то ли с
холодцой. Скажешь - сделает, не скажешь - не догадается. Затаенная какая-то
девка, тихоомутная. Распахнутые серые глаза на крупном смуглом лице смотрят
подолгу и без прищура, а видят ли они что - не понять.
В этот вечер не спалось. Бывает же так: как из природы томление
находит, как неоконченное что-то, зацепившееся не дает отпущения ко сну.
Вздыхала, ворочалась Наталья; постанывала, крутилась Вика. То принималась
играть с котенком, то сбрасывала его на пол. За беленькими тонкими
занавесками в двух окнах, глядящих на Ангару, мерцал под ранним месяцем
ранний вечер. Сбилось со своего сияния электричество - и опять увидели
небо, запотягивались, как всякая Божья тварка, за солнышком, стали
замечать, когда скобочка молодого месяца, когда полная луна.
День отстоял на славу - солнечный, яркий, искристо играли тугие снега,
берущиеся в наст, звенькало из первых сосулек, загорчил первым подтаем
воздух. За Ангарой после заката долго горело растекающееся зарево и долго
томилось, впитываясь внутрь, долго потом уже новым, не зимним, мягким
пологом лежала по белому полю нежная синева. Но еще до темноты взошло и
разгорелось звездное небо с юным месяцем во главе и пролился на землю
капельный, росистый сухой свет.
Нет, не брал сон, ни в какую не брал. Истомившись, бабушка и внучка
продолжали переговариваться. Днем Наталья получила письмо от сына. Викиного
отца. Читала Вика: собирается отец быть с досмотром. Из-за письма-то,
должно быть, и не могло сморить ни одну, ни другую.
- Уеду, - еще днем нацелилась Вика и теперь повторила: - Уеду с ним.
Больше не останусь.
- Надоело, выходит, со мной, со старухой?
- А-а, все надоело...
- Ишо жить не начала, а уж все надоело. Что это вы такие расхлябы -
без интереса к жизни?
- Почему без интереса? - то ли утомленно, то ли раздраженно отозвалась
Вика. - Интерес есть...
- Интерес есть - скорей бы съесть. Только-только в дверку скребутся,
где
