Разумовский Феликс - Прокажённый
Федор Разумовский
Прокаженный
Мафия бессмертна, потому что жестока. Так что наступивший ей на хвост
майор милиции Сарычев приговорен — его с иезуитской изощренностью заражают
СПИДом, обрекая на позор, крушение карьеры и в конечном счете на смерть. Однако
неисповедимы пути господни. Волею обстоятельств смертельный вирус активизирует
у Сарычева генную память. И теперь в этом мире у него нет ничего кроме чести
воина, несгибаемого духа и бесценного наследия своих родичей — предков. Среди
которых были и волхвы, и ратники, и одесские уркаганы...
Миром правят деньги и ложь...
Древнее наблюдение
В день, когда оседлали небес скакуна,
Когда дали созвездиям их имена,
Когда все наши судьбы вписали в скрижали, —
Мы покорные стали. Не наша вина.
Сатана там правит бал...
Ария
Пролог
Тоцкий полигон. Пятидесятые
«Степь да степь кругом...» —песня почему-то не пелась. Командир третьего
взвода третьей роты отдельного мотострелкового батальона Степа Сарычев умолк и
эту самую степь окинул взглядом. Зрелище не радовало. Выжженная земля, вышки
оцепления, ржавая, в шесть рядов, колючка, зловеще уходящая за горизонт и
превращающая степь в огромную охраняемую зону. Внутри периметра — узкоколейка, по сторонам ее — бараки, пакгаузы, машины под погрузкой, а где-то глубоко внизу, если штабисты не врут, располагается целый подземный город. Огромный,
автономный. Чрезвычайно секретный. Ну и хрен с ним. Смотреть на возведенное
руками зэков великолепие было скучно, и Степа глянул вверх, на небо, такое же
маняще голубое, как глаза его Алены. Вспомнив о молодой жене, он чуть заметно
улыбнулся, мечтательно вздохнул, но был мгновенно возвращен на землю:
— Лейтенанта Сарычева к командиру роты! Срочно!
Капитан только что вернулся от комбата и, отдавая приказ командирам
взводов, был непривычно хмур: по сигналу ракеты им надлежало поотделенно в
составе роты совершить пеший маршбросок и выдвинуться в квадрат «А».
— Вот сюда. — Ротный ткнул заскорузлым пальцем в карту и неожиданно
судорожно глотнул. — Если что не так, ребята, звезды наши встанут раком, это уж
как пить дать.
Сказал и взводных отпустил, недоговорив самого главного — что комбату
вручили пакет с красной полосой, и ничего хорошего это никому не предвещает...
А где-то через час плечистому майору, что принял батальон совсем недавно,
скомандовали по внутренней связи:
— Шлюзы открыть!
— Есть! — тихо подтвердил он получение приказа, распечатал дрожащими
пальцами пакет, за несвоевременное вскрытие которого полагался расстрел, а уже
через мгновение разорвал рот в бешеном крике: — Ракету!
Красную, в ясное безоблачное небо! К жаркому, повисшему раскаленной
сковородой солнцу! Бежать под палящими лучами с полной выкладкой было тяжко.
Пот заливал глаза, хэбчики промокли насквозь, рыжие от пыли сапоги сделались
страшно неподъемными.
«Эт-того еще не хватало! — Где-то через пару километров Сарычев заметил,
что взвод его начинает растягиваться, и чем дальше, тем больше. — Ну точно,
звезды поставят раком!» Яростно выругавшись, он развернулся и кинулся к щеглам
из третьего отделения, чтобы командира их малохольного помножить на ноль, но
внезапно замер, будто налетел на невидимую стену. Ему вдруг показалось, что
солнце на небе потухло, а что-то в тысячу раз более яркое вспыхнуло за его
спиной, ослепляя солдат и делая их тени ощутимо реальными. В то же мгновение
инстинкт заставил его броситься в степную пыль и, обхватив голову руками,
скорчиться, съежиться, замереть не дыша. А по земле
