Ромов Анатолий - Голубой Ксилл
АНАТОЛИЙ РОМОВ
ГОЛУБОЙ КСИЛЛ
Внимание! Всем, кто меня слышит! Всем, кто есть на Иммете! Сообщество
Галактики предлагает вам вернуться! Внимание! Здесь, в джунглях Южного материка,
на поляне прибрежного массива, в пятнадцати градусах двадцати минутах восточной
долготы и сорока градусах одиннадцати минутах южной широты, нами сброшены тюки с
продовольствием, инструментами и энергопитанием. Всем, кто меня слышит! Наше
пребывание на Иммете заканчивается! Каждый, кто явится к месту сбора, сообщите о
себе по микрорации!
Сидящий в ракетолете радист выключил кассету, и грохот динамика за бортом
стих. Спасательный облет, повторявшийся каждые полгода, заканчивался: условия
Договора запрещали кораблю находиться у поверхности Имметы более семидесяти двух
часов.
– Командир,– радист кашлянул,– еще полчаса, и мы штраф заработаем.
– Хорошо. Передай – идем на Орбитальную. Приготовиться к переходу на
космическую скорость.
– Есть передать – идем на Орбитальную.– Радист нажал вызов.
Тот, кто смотрел бы на корабль снизу, из джунглей, увидел бы, как ракетолет
плавно развернулся и задрал нос. Через секунду из кормовых двигателей вырвалось
пламя, и аппарат, стремительно уменьшаясь, ушел вверх.
Я почувствовал, что просыпаюсь, и, как обычно, еще ничего не соображая,
потянулся к часам. Где же я? Каюта как каюта, пора бы привыкнуть. Относительный
комфорт, если не считаться с чудовищной экономией места. Искусственный
гравитатор работает нормально, ощущение тяжести нормальное. В голове туман, но я
уже понимаю, что нахожусь на Орбитальной Имметы, причем второй месяц. На
циферблате шесть утра. До вылета три часа, значит, успею не спеша позавтракать,
посидеть в кают-компании, и как минимум еще час будет в моем распоряжении.
Поболтаю со стюардессами. Здесь, у Имметы, Орбитальная довольно большая –
восемьсот метров в длину, триста в ширину и двести в глубину. Принимает до
тысячи человек.
Я нажал кнопку, стекло иллюминатора прояснилось. Пора было приступать к
зарядке и идти завтракать. Однако поблаженствовать в кают-компании мне не
пришлось. Я только приступил к кофе, как передо мной вырос рассыльный:
– Простите, космонавт Стин? Через десять минут вы должны быть в Особом
отделе, в секторе 5Х. Вот пропуск.
У Щербакова маленькие глаза, нос уточкой, губы тонкие, сложенные как-то по-
особому. В его лице присутствовало нечто недоброжелательное. Но я помнил Павла
Петровича с детства и знал, что это всего лишь маска, скрывающая незащищенность
души и необычайную доброту. Щербаков давно дружил с моим отцом, был умницей,
эрудитом и начинал когда-то как очень серьезный нейрофизиолог. Но потом поступил
в Академию права, занялся борьбой с промышленным шпионажем, а после создания
Орбитальной Имметы уже три ода возглавлял Особый отдел. Увидев, что я вошел,
Щербаков кивнул:
– А, Влад, добрый день. Садись.
– Добрый день, Павел Петрович.
Я сел. Щербаков хотел что-то сказать, но вместо этого вытащил из кармана
кристалл ксилла. Положил на ладонь, чуть повернул руку. Крошечный голубой
кристаллик, поймав на мгновение луч лампы, вспыхнул и тут же погас, но этого
было достаточно, чтобы над ладонью Щербакова будто вспыхнула молния.
– Твой отец прав насчет целебных свойств ксилла. Выдам "страшную" тайну:
последние пять лет меня постоянно мучили боли в лицевом нерве. Ночью просто
спать не мог. Так вот, месяц назад я прикрепил эту кроху пластырем на щеке. На
ночь. – Щербаков положил кристалл в металлическое блюдце на столе.
– Все как рукой сняло, п
