Рыбас Святослав Юрьевич - Уже Нет Прежней Игры
Святослав Юрьевич Рыбас
Уже нет прежней игры
Анищенко грустно поглядел на свой стол. Это был безобразный
канцелярский стол с двумя тумбами и с зеленым сукном. Толстый лист оргстекла
прикрывал сукно, на нем стояла лампа с зеленым абажуром и лежала конторская
книга, размеченная синими линиями. Анищенко еще не отучился от таких.
"Старая привычка, - подумал он. - И все привычки у тебя старые. Новых не
приобрел".
На левой стороне книги были два графика: одна веточка поднималась
круче, чем вторая, и, хотя расхождение было невелико, Анищенко знал, что это
отдает неудачей.
Он покатал ладонью ручку по стеклу, усмехнулся самому себе и поставил
под графиками два аккуратных вопросительных знака. Тоска поднималась в нем.
Откинулся на высокую спинку кресла и глянул в окно. Там синели сумерки,
которые превращали оконное стекло в зеркало, задернутое портьерой. "Будто
покойник в доме, - сказал себе Анищенко. - Но постой, дружище, пора
разобраться. Найди причину - и выход найдется сам. Что же произошло? Это
главное".
Его жена гуляет во дворе с соседками. Кроме него, в квартире никого.
Сын давно женился и живет отдельно. По вечерам Анищенко остается в
одиночестве.
Ему мешал Зосимов! И тут Анищенко попадал в ловушку.
Он потянулся к лампе и выключил свет. В доме напротив горели окна. На
кухнях возились жены, у телевизоров сидели мужья, сыновья искали будущих
жен. Все было как будто расписано. И лишь в крайнем окне при рассеянном
свете торшера танцевала перед зеркальным шкафом девочка-подросток. Она
раскачивала головой с распущенными волосами и перепрыгивала с ноги на ногу.
Наверно, один из современных танцев, которые так не нравились Анищенко.
Он глядел на молчаливую пляску, простую и не предназначенную для чужих
глаз, а девочка танцевала и танцевала, и каждое ее движение вызывало в нем
чувство глухой горечи.
"Эх, Зосимов! - подумал Анищенко. - Ведь старость на носу!" Он взглянул
последний раз на девочку-подростка с распущенными волосами, чтобы проститься
с ней, потом включил свет и засел за свои графики рабочих характеристик
двигателя угольного комбайна.
Но Зосимов все равно не выходил из головы!
...Это началось больше тридцати лет тому назад, в одном из шахтерских
городов Донбасса. Жизнь Николая Антоновича Анищенко как бы слагалась из двух
частей. Круглый сирота и детдомовец благодаря упорству и здоровью смог
закончить рабфак, потом индустриальный институт; жил на стипендию,
бедствовал, завтракал хлебом и пустым чаем, обедал за тридцать копеек двумя
порциями супа или борща, а вечером корпел за книгами по горной науке, к
которой не питал любви.
Он учился с остервенением, точно заслоняя этим неумело заплатанные
брюки, брезентовые ботинки и голодное костлявое лицо. С девушками он не
встречался, не курил и старался вообще избегать ненужных расходов. Слишком
сильно хотел стать инженером, вырваться и забыть о скудном детстве, об
унизительной бедности.
А у Зосимова тогда было все. Он был знаменит и молод, о нем говорили в
трамваях и в очередях, в аудиториях и на шахтах. И Анищенко зло хмурился,
когда слышал это имя. Оно было невыносимым и каждый раз подчеркивало его,
анищенковскую, убогость.
И тогда началось их странное соперничество. Анищенко светился от
бледности и, сцепив зубы, рвался к диплому. Его не могла надолго отвлечь и
влюбленность в студентку экономического факультета Веру Забавину. Сероглазая
девушка ловила взгляды Анищенко и дружески улыбалась ему, а он густо
краснел. Ему было стыдно и больно,
