Рыбин Владимир - С Нами Крестная Сила
ВЛАДИМИР РЫБИН
С НАМИ КРЕСТНАЯ СИЛА
Фантастическая повесть
Сон был странен и почему-то страшен: ослепительно белые колонны, увитые
виноградом, позолота высокого потолка, прохладный мрамор пола, на котором
отдыхали исколотые камнями босые ноги.
И одни и те же фразы назойливо лезли в уши: "В белом плаще с кровавым
подвоем... ранним утром четырнадцатого числа... в крытую колоннаду..."
Он видел их обоих - этого самого человека в белом плаще, сидевшего в
кресле, и другого, стоявшего перед ним, худого, небритого, со связанными
сзади руками, - видел со стороны и в то же время был как бы и тем и другим,
думал за них, говорил за них.
- Зачем ты смущал народ?
- Я видел, что людям можно помочь.
- Что тебе до этих людей? Разве ты один из них?
- Я не знаю, кто я.
"Зато я знаю, - подумал сидевший. - Был бы из них, катался бы в ногах,
просил помиловать. А упросив, плевался бы, смеясь над судьей, которого
одурачил. А этот ни о чем не просит, ни на кого, выгораживая себя, не
наговаривает. Говорит правду, даже когда выгодней соврать".
- Они приговорили тебя к смерти. Те самые, кому ты хотел помочь.
- Люди часто ошибаются.
- Эти люди редко ошибаются. Они приговорили тебя к смерти на кресте,
зная, что такой приговор должен утвердить я. Они хотят убить тебя моими
руками.
Он замолк: не говорить же подследственному, что не верит в его
виновность.
- Я хотел только, чтобы истина дошла до них.
- Истина? Что есть истина?
"Вот ты и попался, - подумал сидевший. - Ответишь, и я узнаю, откуда ты
родом. Для римлянина истина - юридическое, правовое, не противоречащее
римским законам, для иудея - это неизменность, соответствие вечному Закону.
"Скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из Закона пропадет", -
сказано в их учении. Ну а если скажешь, что истина - нечто жизненное,
меняющееся, значит, пришел издалека-из Индии или же из тех таинственных
земель, что лежат по ту сторону Понта Эвксинского..."
Неожиданный треск скатился по знойному лучу, наискось пронизывающему
пространство, и оба они разом взглянули вверх, в блеклую синеву неба,
просвечявающую меж высоких колонн.
И погасло видение, и замельтешило вдруг, как на экране у зазевавшегося
киномеханика.
Снова послышался треск, и Андрей окончательно проснулся. Полежал,
удивляясь сну. Увиденное и пережитое не уходило, не заплывало в памяти,
как всегда бывало после пробуждения. Вспомнил, что недавно смотрел очень
неприятный фильм Пазолини "Евангелие по Матфею", что в тот вечер был
долгий разговор о фильме, о романе Булгакова "Мастер и Маргарита", о
загадочности образа Христа, и успокоился: все обыкновенно, никакой мистики.
Опять затрещал телефон. В трубке дребезжал, как всегда крикливый, голос
дежурного по отделению милиции лейтенанта Аверкина:
- Савельев! Спишь, что ли? Не дозвониться. Давай ноги в руки...
- Что случнлось-то?
- Случилось, тут одна баба двух мужиков под электричку загнала.
- Что?!
- Срочно давай. Дэмин сказал: твое это дело. Смотри не засни, больше
будить не буду.
- Погоди. Я же в отпуске.
Но трубка уже частила гудками.
Андрей сунул руку под подушку, достал часы. Было ровно семь утра.
Семь утра?! Вспомнился вдруг чей-то рассказ, что будто бы тот
приснившийся ему суд Пилата над Иисусом начался к ровно в семь утра. Это
совпадение почему-то встревожило. И пока брился, он все думал о фильме, о
книге Булгакова, о своем сне, который никак не забывался. И еще
вспомнилось, что Пилат-то, по существу, пытался спасти Иисуса, придумывая
то один довод,
