Саввиных Марина - Кассандра
Марина Саввиных
ГЛИНЯНЫЙ ПЯТИГРАННИК
(этюды о женской непоследовательности)
КАССАНДРА
1.
Мыслю, следовательно, существую. Мои мысли опережают события настолько, что
я перестала удивляться тому, что все сбывается. Следовательно, я существую
не только по направлению от сегодня к завтра, но... видимо, и как-то
наоборот...
2.
Мы никогда не договариваемся о встрече. Я всегда знаю, что он придет. Он
всегда появляется неожиданно. Поступью барса. Мягко и властно.
Я уже не помню, каким образом он обнаружил мою беседку в зарослях лещины.
Предполагаю, что я сама указала ему путь. Во сне.
Мое убежище - секретное. О нем никто не знает. Я предаюсь здесь невинным
наслаждениям одиночества - бесплодным унылым мечтам. Один лишь Царь Грез,
должно быть, знает, как ходить по этим дебрям. Думаю, что мой собеседник
имеет к Царству Грез некоторое отношение... Иначе как бы он здесь
оказался?!
Он приходит - всегда невзначай - садится напротив... здесь есть почти
горизонтальный, низко спустившийся к земле отросток живого ствола...
И начинает вещать.
Последнее время ему очень нравится именоваться Мусагетом. Но его внешность
совсем не эллинского типа. Скорее, варяжского. Или славянского.
Ярко-голубые глаза, но не прозрачные, не пропускающие в себя, отталкивающие
чужой взгляд. Все черты правильные, умеренно тонкие, высокий лоб,
темно-каштановые волосы, любовно ухоженная бородка... Классический облик
арийца!
К тому же - глубокий, прекрасно интонированный баритон... чарующие арпеджио
театрального обольстителя...
Нет, для Аполлона он все-таки слишком... Вот именно! В нем всего как-то уж
очень слишком! Впрочем, если это маска, то он с ней вполне освоился... если
это роль, то, похоже, из тех, что заменяют собой судьбу. Легенду, во всяком
случае, он воспроизводит виртуозно. Как Штирлиц.
Говорит - великолепно. Даже более чем. В его присутствии я лишаюсь дара
речи и разумения. Сижу - и млею. Изредка только ловлю себя на том, что в
смысл его риторических пассажей на самом деле не вникаю. Так упоителен сам
по себе этот звук, завораживающий его самого ничуть не меньше, нежели меня,
оцепенелую и немую. Пробиться с какой-нибудь репликой в этот сверкающий
поток все равно невозможно. Говорящий Мусагет подобен весеннему глухарю -
ничего не видит и не слышит. Мы - идеальные собеседники, право!
3.
Более всего ему нравится интерпретировать слухи о своих победах. Его
рассказы всегда изящны, точны и малоправдоподобны. Видимо, зловещие оттенки
этих историй доставляют ему особое удовольствие - он явно прилагает
специальные усилия к тому, чтобы насытить их достаточным количеством крови
и слез. Ему нравится представлять себя некой зловещею жертвою судеб.
Перстом Всевышней Воли, уязвленным нечаянной занозой.
Ни одна женщина не может приблизиться к нему без опасности урона... Если он
ее хочет, то оскорбляет полным пренебрежением к ее индивидуальности: что-то
грубо чувственное, примитивное есть в его взгляде на любовь. Если же он ее
не хочет, то никогда не упустит случая положить этот удивительный факт в
качестве предмета для рассмотрения со стороны причин и предпосылок.
Одно из специфических его дарований - умение ненавязчиво унижать. Жертва
соображает, что ее переехали, зачастую уже после того, как поезд скрылся за
ближайшим леском.
Когда он - в который раз! - живописует мне бедную Клото, вздорную, толстую
и ко всему холодную, как лягушка, я прихожу в состояние гнева и
раздражения... Я живо представляю себя на ее месте. А что? С него
