Саввиных Марина - Нерониактея
Марина Саввиных
ГЛИНЯНЫЙ ПЯТИГРАННИК
(этюды о женской непоследовательности)
НЕРОНИАКТЕЯ
1.
Занялось где-то возле Большого цирка, где много мелочных и текстильных
лавок. Огонь пожрал их в несколько часов.
Рим полыхает шестые сутки. В руинах Целий и Палатин. На Форуме горячий
ветер взвивает шевелящуюся рыжую пыль. Маленький храм Весты утонул в облаке
сажи. Весталки разбежались. Кому дело до священного огня, когда
огонь-преступник рвет и гложет Вечный Город?
У подножия Эсквилина граждане, не потерявшие в панике рассудка, возвели на
его пути баррикаду из останков рухнувших жилищ. Тут и куски драгоценного
мрамора, и обломки мостовой, и части разбитых фамильных реликвий: то
каменные кудри мелькнут в бесформенных нагромождениях, то пальцы все еще
простертой каменной руки...
Садов Эсквилина пожар не тронул.
Император стоит на открытой площадке Меценатовой Башни, прислонившись к
шершавой поверхности низко прорезанной арки. Догорающий Рим пьянит его и
пугает.
У ног властителя империи, прямо на каменной плите, сидит, обхватив колени
руками, маленькая худенькая женщина. Кроткое и ясное выражение ее лица, по
которому трудно угадать возраст - такое оно отрешенно-чистое, совсем не
вяжется со слезами, обильно льющимися из глаз. Женщина не отирает их, не
всхлипывает, не сморкается, как это обычно делают горько плачущие люди.
Слезы льются сами по себе, Актея вся погружена в состояние скорбного покоя.
Едкий дым, что тянется от руин, щекочет ее ноздри, и она поднимает узкую
ладонь, то прикасаясь к губам, то пытаясь убрать под платок выбившиеся
из-под него влажные пряди.
Врут, что император некрасив. Актея любит смотреть на него, когда он в
добром расположении духа. Особенно глаза у него хороши. И голос. Небольшой,
но звучный.
- О чем ты, Актея?
- О тебе, цезарь.
- Я не боюсь ни огня, ни смерти.
- А своего демона?
- Он - мой. - Или ты - его?
- Какая разница! Посмотри, как красиво! Мы с тобой как эсхиловы боги сверху
смотрим на финал трагедии. Еще бы - хор сюда! Музыка - не украшение, нет!
Она - главная героиня. Слепые надмирные стихии говорят ее голосом - это их
судьбы, их воления и ошибки движут действие, а не жалкие попытки эдипов и
орестов быть людьми. Какая музыка сейчас звучит во мне! Невыразимая музыка!
- Завещай свою голову мне, император.
Он усмехается неожиданно мягко, почти по-детски, и вдруг садится рядом с
ней на камень, поджав под себя ноги...
- Что станешь ты делать с моей головой? Набальзамируешь и будешь показывать
за деньги?
- Боюсь, это будет единственное, что окажется возможным опознать и
похоронить...
- Глупая ты... Кто же так пророчит императору?
Он молчит какое-то время, неприятно насупившись. Потом, больно сжав
пальцами ее подбородок, поворачивает к себе это мокрое от слез, слабо
светящееся лицо. Несколько мгновений император смотрит в глаза рабыни.
Потом резко поднимается... Непередаваемо гибкое движение - и вот он уже
стоит на каменной кладке ограждения, отделяющего площадку башни от бездны
ночного парка, молчаливо дымящегося внизу. Он балансирует, раскинув руки,
похожий на серую страшную птицу, готовую сорваться со скалы ради
охотничьего полета... Рим простерт перед его взглядом во всей наготе своего
ужаса и позора. Вечное Место...
Нерон на площадке Меценатовой Башни.
2.
... как утомительно ноет сирийская флейта!.. Императора мучит жажда.
- Вина! Еще вина!
Молоденький Спор, разодетый и накрашенный, как портовая проститутка,
прижался к его левому локтю и смотрит - с под
