Садовской Борис - Новеллы (-)
Борис Александрович Садовской (Садовский)
(1881-1952)
НОВЕЛЛЫ
Под Павловым щитом
Великодушный жених
Погибший пловец
Ильин день
Яблочный царёк
ПОД ПАВЛОВЫМ ЩИТОМ
Под Павловым щитом
почию невредим.
В.Капнист
Екатеринославского кирасирского полка подполковник Федор Петрович
Уваров царскою милостью не в очередь произведен в полковники и, не в пример
прочим, тем же чином переведен в лейб-гвардии Конный полк.
Почему так? За что Федору Петровичу эдакое счастье?
Всем еще памятно восшествие покойного государя на престол, когда
медный конь самодер-жавства вдруг захрапел под железной уздою Павла.
Смятенье великое совершилось в умах российских. Ревнуя о справедливости,
милосердии и благе общем, государь с виновных взыскивал беспощадно, и
говаривали тогда, что Сибирь к нам сразу сделалась куда ближе, чем было при
матушке Екатерине, словом сказать, придвинул ее Павел Петрович как бы под
самый под Петербург. Ямщиков не хватало развозить ссыльных, и фельдъегеря,
трясясь день и ночь на перекладных, отбивали себе до смерти нутро.
Государь, учредя под окном кабинета челобитный ящик, каждый вечер сам
изволил прочитывать жалобы и доносы; на чины и звания невзирая, суд творил
строгий и справедливый. Ежели ты виноват, все равно, будь ты прапорщик или
генерал, перво-наперво отведаешь собственной царской трости, после у графа
Палена выкушаешь стаканчик лафиту, сиречь в каземате с крысами посидишь, не
то архаровками-плетями поцарапа-ет тебя полицеймейстер Архаров, а там
стянут тебе, голубчику, брюхо ремнем, чтобы кишки не тряслись, посадят с
фельдъегерем на тележку, и ау! столбовым трактом прямо в Сибирь на
поселенье.
Зато коли захочет кого милостями возвеличить император, так тоже безо
всякой меры превознесет. Иной капралом еще при Петре Федорыче лямку тянул,
за неспособность при матушке вчистую был уволен, годов тридцать пять коптел
у себя в деревне, кур щупал да огурцы садил, а тут вдруг налетает на него
орлом фельдъегерь: "По именному..." Тот, известно, ни жив, ни мертв:
крестится, плачет, а ехать надобно; вот и мчат эдакого старикашку прямо в
Зимний дворец; бурей марширует по кабинету Павел Петрович: глаза враскос,
лицо дергается, эспонтоном* выделывает сам с собой всякие штуки. "Спасибо
за службу!" Да и ну жаловать и деревней, и чинами, и чем попало, инда песок
у старика сыплется со страху. А какая там его служба? Только в том все и
дело, что родителя больно почитал Павел Петрович, оттого и слуг его
награждал не в меру.
* Эспонтон - короткая пика.
Перед тем как Федору Петровичу Уварову стать гвардии полковником по
воле Божьей, император со всем семейством изволил посетить матушку Москву.
В ту пору проживал там сенатор Лопухин, Петр Васильич, барин тихий и
хворый, даром что богат, и по своему смиренству обретался у второй своей
супруги, Катерины Николаевны, под башмачком.
Под башмачком, так оно сказывают дамскому полу для учтивства, а будет
верней сказать, что Петр Васильевич не под башмачком состоял, а под
здоровеннейшим башмачищем. Катерина Николаевна Лопухина, баба крепкая, из
лица смуглая, сурового виду, была еще в полном своем соку, и хоть
достукивал ей пятый десяток, однако красоту на себя наводила каждый день, и
так чисто, что и невдомек бы никому, да раз сама по нечаянности
обмахнулась: приехала второпях ко всенощной с одной бровью. Амуры все еще
поигрывали у нее в коленках и от прохладного жития барыня наша была весьма
не прочь, только супруг-то по старости лет давно уж любил ее любовью
ан
