Саломатов Андрей - Кузнечик
АНДРЕЙ САЛОМАТОВ
КУЗНЕЧИК
Посвящается А. Пронину "Пуля ему пробивает плечо, но тем вечером
Сталора возвращается во "Вздохи" на гнедой лошади хозяина, тем вечером его
кровь пачкает тигровый мех, и той ночью он спит с розовокожей женщиной".
Хорхе Луис Борхес "Мертвый"
1
Конец ноября - уже не осень, но еще и не зима - время тяжелых
депрессий у слабонервных и томительного ожидания перемен, даже у тех, кому
нечего желать.
В это время где угодно можно услышать фразу: "да уж скорей бы зима..."
Позади октябрьские праздники, до Нового года далеко, а так хочется, чтобы
что-нибудь произошло. Ну, хотя бы дом, что напротив, провалился сквозь
землю. Можно было бы подойти к краю огромной дыры и посмотреть: остался
кто-нибудь в живых или нет.
Анабеев щелчком выкинул сигарету, кашлянул в кулак и, сдвинув брови,
позвонил в дверь. Открыла Люся.
Выглядела она как всегда неряшливо: вчерашний, а может, и
позавчерашний пучок колтуном лежал на темени; засаленный до блеска ветхий
халат был слишком коротким, и из-под него виднелась такая же ветхая
комбинация. Вид ее можно было бы назвать жалким, если бы не расхлябанная,
блатная поза. Люся смотрела на Анабеева вызывающе, и тот настроился на
решительный лад.
- Можно? - буркнул Анабеев. Не ответив, Люся тряхнула головой и прошла
в свою комнату. Анабеев последовал за ней.
Закрыв за собой дверь, Анабеев осмотрелся. Последний раз он был здесь
восемь месяцев назад. Тогда комната выглядела иначе. Вместо детской
кроватки в углу стояла этажерка с пустыми бутылками внизу и самой дешевой
косметикой наверху. Протертый до ваты диван, сейчас был задвинут в
противоположный по диагонали угол и, видно, только сегодня накрыт чистым
тканьевым одеялом. Вместо привычного трактирного бардака, на комоде, на
оранжевой клеенке стопкой лежали белые пеленки, в другой стопке -
подгузники, рядом - спринцовка и две бутылочки с сосками.
Другим был и запах. Сложному букету, состоящему из ароматов
всевозможных человеческих пороков, пришел на смену привычный дух жилья, где
все подчинено распорядку дня новорожденного младенца.
Не готовый к подобной метаморфозе, Анабеев растерянно заулыбался.
Слова, которые он придумывал весь день, вылетели из головы. После утреннего
звонка Люси, после этого возмутительного вторжения в его семейную жизнь,
Анабеев долго упражнялся на службе в красноречии. Благо, должность техника
несуществующего отдела позволяла ему заниматься на работе чем угодно,
вплоть до сочинительства романов.
Чтобы иметь более полное представление о результатах своих упражнений,
Анабеев проделывал их в туалете перед зеркалом. Сколько справедливых
упреков и железобетонных аргументов было выдвинуто им в свое оправдание.
Что там шлюха и пропойца Люська? Ими можно было бы задавить даже непорочно
оплодотворенную пресвятую деву Марию. Но декорации сменились, и это
обстоятельство перепутало Анабееву все карты. Он набычился, сложил руки на
груди и произнес совершенно бессмысленную фразу:
- Живешь, значит?
- Живу,- насмешливо ответила Люся,- твоего ребенка, вон, ращу. Иди
посмотри, папа-аша.
Последнее слово было сказано с подчеркнутым пренебрежением, но Анабеев
не только не обиделся, но и смутился, чего с ним не случалось уже лет
десять.
Неловко, будто боясь оступиться, Анабеев пересек комнату и подошел к
детской кроватке. На дне ее, по пояс завернутый в теплую пеленку, лежал
младенец. Он неумело, бесцельно двигал руками, блуждал глазами и
причмокивал. Каждый глаз его вращался отдельно от другог
