Самаров Сергей - Спецназ Гру 06
ЗА НЕЙТРАЛЬНОЙ ПОЛОСОЙ
Сергей САМАРОВ
Анонс
Этот белый порошок - не наркотик. Это - рицин, яд, от которого нет спасения. Множество пакетиков с рицином случайно обнаружили за подкладкой шубы, которую носила обыкновенная бомжиха Во г так волею случая стало известно о готовящемся грандиозном теракте.
Кто дирижирует этим преступлением? Следы ведут в Чечню, но чем больше оперативники копают это дело, тем очевиднее вырисовываются контуры могущественной террористической организации, щупальца которой расползлись по всему миру. Офицеры спецназа ГРУ бросают вызов смертоносному спруту...
ПРОЛОГ
1
Старший прапорщик Толик Смолин, сидящий за рулем "уазика", считает, что все прочие водители должны пропускать милицейские машины и на красный сигнал, причем даже в то время, когда последние не включают "мигалку" с сиреной, чтобы предупредить о своем появлении. Просто смотреть во все глаза обязаны - не видно ли где ментовской машины...
Такое мнение у Толика сложилось оттого, что он очень себя и свои погоны уважает. Давно служит, когда-то с папой-старшиной начинал, под его надежным крылышком, привык к этому своеобразному уважению, в глубине души понимая, что оно, по сути своей, может быть лишь слабым утешением, пригодным для личного пользования, но не более. Знает, что не слишком уважают его погоны другие, потому и особенно хочется уважать себя самому.
Рядом сидит Коля Рыбин, защелкивает и снова открывает наручники - временами замок заедать стало, в прошлое дежурство "окольцевали" одного азера, так пришлось тому четыре с половиной часа в наручниках провести, потому что замок открываться не хотел. На заднем сиденье ворочает толстым задом Миша Хрищенко, тяжко скрипят пружины.
Оба они тоже старшие прапорщики. Но возрастом помоложе. Этим и на уважение наплевать. Они как-то иначе живут. Коля-то когда-то даже на заводе работал.
Сейчас посмеивается над той жизнью... Его теперь на завод веником крапивным не загонишь...
А Миша вообще, кроме милиции, нигде и никогда не работал. До армии, как говорится, "дурака валял", а после армии сразу в райотдел попал. Да его и не поймешь, что он думает, чего хочет. Больше молчит - угрюмый, привычно "тормознутый".
Говорит, только когда испугать кого-то хочет, и не всегда к месту. Но дубинкой хорошо орудует - обеденный стол с одного удара проламывает, за что его и ценят...
Рация трещит не умолкая. Если сквозь треск и доносятся слова, то разобрать их трудно. Идут обычные переговоры.
Этих переговоров всегда ведется так много, что бывает трудно порой услышать, что обращаются именно к тебе.
- Эх, Толян, давай-ка на базарчик заскочим... - Коля вдруг хлопает себя по лбу, словно с памятью у него стало туговато от трудовых бдений и он вдруг что-то важное вспомнил. И убирает наручники в чехол на пояс - совсем сломал замок и не может уже даже ключ вытащить.
- Семечек захотелось? Всю машину мне заплюешь... - усмехается Толик.
Коля вздыхает:
- Жена заколебала... Картошки ей "привези"... - в последнем слове он подражает солидному голосу жены, почти такому же ответственному, как у Миши.
С заднего сиденья привычно-похоронным голосом вещает и Миша. Его слова звучат авторитетно, как приговор верховного судьи:
- У нас ,не самосвал... А меньше твоей бабе до следующей смены не хватит...
Теперь Коля улыбается с искренним восхищением в глазах:
- Уж то-очно... Она у меня обширная...
- "Широка жена моя родная..." - пропевает Толик под дребезжание рации и более активное дребезжание "уазика", переезжающего, покачиваясь, как утка, через тр
