Сафонов Илья - Мечты Об Оловянной Ложке
Илья Сафонов
Мечты об оловянной ложке
Илья Кириллович Сафонов, внук известного дирижера и педагога В.И.
Сафонова, родился в Ленинграде в 1937 году. По образованию инженер-связист. Им
опубликовано несколько работ по истории семьи; среди них отметим очерк "Одя"
("Новый мир", No 6, 1997) и статью "Ступени Сафоновской лесенки" ("Музыкальная
Академия", No 4, 1999). Он один из авторов и составителей книги "Милая,
обожаемая моя Анна Васильевна..." (Прогресс, Традиция, Русский путь. М.,
1996), посвященной сестре матери И.К. Сафонова Анне Васильевне Книпер
(урожденной Сафоновой, известной под фамилии Тимирева по первому браку). Ее
драматическая судьба оказалась очень тесно связана с адмиралом Колчаком - их
отношения стали основой упомянутой книги.
Любопытно, что даже совсем еще маленькие люди способны приспосабливаться к
совершенно новым для них обстоятельствам с применением чисто звериных уловок.
Первое и самое простое правило - получше спрятаться и выглядывать оттуда, как
действуют в незнакомой обстановке другие, совершая время от времени короткие
пробные вылазки. Зная себя сегодняшнего, думаю, что именно так я и действовал,
очутившись в лучшем случае в нейтральной среде детского дома в Угличе, куда
занесло меня вскоре после катапультирования из Ленинграда. Последнее, что я
помню из ленинградского детства, уже из его военных времен, - это,
по-видимому, осень сорок первого. Помнится железнодорожный вагон (кажется, что
вагон), где я должен вот-вот остаться один среди чужих, никак ко мне не
относящихся людей, растерянную маму и мой собственный основательный рев.
Родителям удалось устроить меня в транспорт из города.
Углич начала войны: в памяти с трудом набирается два-три вида домиков
летне-дачного типа - здесь разместили наш детдом. Какие-то аварийные события:
мальчик, свалившийся с забора, первый опыт социальных контактов с
неприятностями (меня то ли толкнули, то ли ударили, и это было совершенно
неожиданно: как, меня, неприкосновенного и окруженного всеобщей заботой и
любовью, - почему!), мою драгоценную тюбетейку забросили на дерево и, сбивая
ее оттуда камнями, попали мне же по физиономии и т.д. Не скажу, чтобы я был
переполнен восторгом.
Оттуда (и это опять-таки по моим не обязательно хронологически увязанным
воспоминаниям) меня забрала наша ленинградская знакомая. От нее в памяти
остались имя - тетя Аля (фамилию Березина я вычитал гораздо позже из писем) -
и общее чувство собственной нежелательности, состояние non gratа. Удивительно,
как она вообще согласилась меня взять - это было следствием какой-то ее
договоренности с моими родителями. Похоже, что ее собственный сын остался в
Ленинграде, и мама в обмен на Алино участие в моей судьбе должна была
заботиться о ее сыне - странный узор, но только такими они и были тогда; к
тому же всех обстоятельств того времени мне не понять сегодня, а значит, и не
объяснить. Если какая-то договоренность была, а это всего лишь догадка,
построенная на двух-трех обмолвках в письмах, то задуманное не удалось: ни Аля
не годилась в воспитатели чужого мальчика, ни тем более развитие событий в
Ленинграде не признаешь удачным. Что происходило в последующие дни и годы с
Алей и ее сыном (если он уцелел) - об этом у меня нет никакого представления.
В какой-то момент - дело было уже к зиме, если не совсем зимой - произошел
акт передачи меня от Али в семейство Лебедевых-Юрьевых. Семья эта состояла из
четырех человек: отца Владимира Владимировича Лебедева - главы семьи,
инж
