Семенов Юлиан Семенович - Кони И Люди
Юлиан Семенович СЕМЕНОВ
КОНИ И ЛЮДИ
По склонам холмов разбросаны синие дубки и белые березовые перелески.
Воздух, раскаленный солнцем, недвижно лежит над полями. Тишина. Только
ласточки весело перекликаются в желтом небе, и еще где-то далеко-далеко
слышны звонкие голоса детей.
Сижу с Ленькой Крутиковым на маленьком поле, обнесенном аккуратной
изгородью. Здесь два раза в день тренеры работают с конями. Ленька любит
коней и мечтает стать тренером. Когда, рассматривая ахалтекинца, похожего
корпусом своим на ракету, я сказал: , Ленька смутился и
тихонько поправил меня:
- Вы не говорите про него . Вы, пожалуйста, про него
говорите.
Ленька учится в девятом классе. Он любит пофилософствовать. Правда,
философия его носит несколько практический характер.
Он говорит мне:
- Человек коня понимает. И конь нашего брата тоже понимает. С ним
ведь разговаривать можно, с конем. Я, конечно, об этом биологичке ни гугу.
Сразу двойку врежет. Обидно как-то. А ведь правда, конь словно понимает.
Человека все звери понимают, только к каждому зверью свой подход нужен.
Кошка - вроде как малый ребенок. С ней легко: мяч из бумаги сделал, на
веревочку привязал - и пожалуйста, друг до гроба. Собака - потрудней. Она
вроде школьника: с ней ласково надо и строго. - Ленька улыбнулся: - Я-то
по себе знаю. Ну а конь - это человек. С ним хитрить или, как с собакой,
воспитательную работу вести не надо, все сам понимает. С ним по-хорошему
поговоришь - и точка. Десять классов кончу - в конюхи пойду. Подучусь, а
там - в тренеры...
За оградой в поле ходит кобыла Экстра с маленьким жеребенком. Зовут
его непонятно, зато красиво - Эрсон.
Экстра хватает мягкими губами зеленую траву, неторопливо жует, потом
вскидывает красивую голову с огромной, чуть не до земли гривой и замирает,
вслушиваясь. Она долго стоит так, поводя ушами, и, будто успокоившись,
снова склоняет голову и снова мягкими и добрыми губами захватывает сочную
траву.
Чуть поодаль пасется табун. Жеребята играют друг с другом, носятся
наперегонки, шаловливо дерутся и совсем уже по-детски ластятся после игр.
А маленький Эрсон все время с матерью, рядом. Он не отходит от нее ни
на шаг. От трусости или гордости? Он очень красив, этот жеребенок, он
красивее всех остальных, которые пасутся с табуном.
Но вот я вижу, Эрсон, опасливо поглядывая на мать, начинает отходить
к табуну. Он идет осторожно, еле переступая ногами. Вот он отошел метров
на двадцать, потом еще подальше, а потом перешел на галоп. Он несется во
весь опор, весело подбрасывая на бегу зад и брыкаясь копытцами.
Экстра слышит галоп. Она настороженно вскидывает голову и замирает,
вслушиваясь во все удаляющийся топот копыт. Вздыхает. Именно вздыхает -
горько, по-человечески - и остается стоять со вскинутой головой. Ветер
играет с травами, с белой листвой берез, играет с ее гривой. Ветер весел и
беззаботен. А Экстра грустная-грустная и словно бы обиженная.
- Сердится? - спрашиваю я Леньку.
- Нет.
- А что же с ней?
- Слепая, - вздохнув, говорит Ленька. - Когда жеребилась, ослепла от
боли. Он ей теперь как поводырь. Убежал, а ей и шагу без него не ступить.
Но, видите, не зовет его, понимает, что маленький, что поиграть ему охота.
Вот так и будет стоять, пока не вернется.
Экстра так и стоит полчаса, час, задрав красивую голову. Она смотрит
огромными синими глазами в желтое небо.
Возвращается Эрсон. Он несется от табуна галопом, потом переходит на
шаг, а к матери подходит еле переступая ногами. Экстра чувствует его р
