Библиотека в кармане -русские авторы

         

Семенова Ольга - С Новой Строки


Ольга Семенова
С НОВОЙ СТРОКИ
Отец...
Каким он был?
Очень разным.
Добрым и жестким. Ранимым и сильным. Наивным и мудрым. Логичным и
безрассудным. Дисциплинированным и хаотичным. И часто, как бы оправдываясь
за разноликость свою, цитировал: "Я разный, я натруженный и праздный, я
целе- и нецелесообразный".
Когда ему бывало не так смешливо-весело-уверенно, как он всегда
стремился показать, он писал стихи (привожу их здесь) или, выставив вперед
ладони и смешно выпятив нижнюю губу, печально спрашивал: "Ну почему, почему
меня никто не любит?!" Была у него такая игра.
Всю жизнь он много работал, ездил, встречался с людьми, и почти всегда
держал сестру и меня возле себя, - он был прекрасным отцом.
О наиболее ярких минутах, проведенных с ним, я и сделала несколько
зарисовок.
Вот они...
НАЧАЛО
Хемингуэй, кумир отца, решил стать писателем, вернувшись с
греко-турецкой войны - боль должна была трансформироваться в литературу.
Отец, хотя и посвятил в одиннадцать лет своему папе - Семену Ляндресу
- оду о лесе (Деревья, устремленные в небо, как мачты, шумят и печально так
шепчутся с ветром о наступающей ночи, о лес!), в детстве мечтал о карьере
дирижера -закрывшись в комнате, самозабвенно дирижировал, став взрослым,
считал музыку наравне с живописью совершеннейшим из искусств - никаких
языковых барьеров или зависимости от переводчика.
Тяга к литературе у отца появилась после освобождения его отца -
Семена из тюрьмы. При нас он никогда о том времени не вспоминал. Написал
автобиографические рассказы, но говорить не любил. Поэтому вскоре после
смерти отца я попросила рассказать о тех днях его друга со студенческих лет
Евгения Примакова.
Говорил Евгений Максимович не спеша, и улыбка у него была добрая и
грустная.
"Я очень любил Юлиана, и мы дружили и в институтское время (учились
вместе в Институте востоковедения) и после. Он был цельной натурой, это
сразу чувствовалось, а в те трагические для него дни особенно. Юлиан
состоял тогда вместе со мной в лекторской группе МГК комсомола, и я, будучи
руководителем нашей секции, дал ему отличную характеристику (кстати, это не
в заслугу мне будет сказано, просто он был отличный лектор). Характеристика
не спасла, его исключили из комсомола и института, потому что он продолжал
добиваться освобождения отца. Его запугивали: "Перестаньте лить грязь на
КГБ", его ничто не могло остановить.
Он мне потом рассказывал, как он был во Владимирской тюрьме - там он
встретился с отцом, и как потом сняли начальника этой тюрьмы, за то, что он
организовал эту встречу.
Юлиан мог добиваться всего и добивался, он был как маленький
бульдозер, шел и шел, потому что обожал отца, шел просто потому, что
увидел: самый близкий ему человек находится в беде, и не мог отступить - в
этом его глубокая порядочность, целостность натуры. И никто не мог его с
этого пути свалить, он был готов на самопожертвование, на самосожжение, на
что угодно, лишь бы только освободить отца.
Я помню, мы шли с ним по улице Горького, мимо Центрального телеграфа;
темно, уже ночь. Я тогда был "пламенеющим" сталинистом (смеется), а он
ругал Сталина по-страшному. Был 1952 год, но он мог это позволить со мной,
потому что знал: я - его друг.
И потом он мне сказал: "Знаешь, я хочу тебе подарить книгу" (у меня до
сих пор есть эта маленькая книжечка, стихи Иосифа Уткина). На титульном
листе он написал: "В день выхода отца из тюрьмы".
А когда вышел отец, Юлиан сразу же позвонил мне, я тут же пришел и
оказался одним из пер





Содержание раздела