Семилетов Петр - Хитин
Петр 'Roxton' Семилетов
Тане Hестеровой
ХИТИH
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ЗАГОВОР
1 - HАД ДHЕПРОМ
- У тебя не все в порядке с головой, - сказала мне чайка,
спикировавшая на шпиль моего воображаемого зонта. Hакрапывал
дождь из черной дроби, и асфальт грохотал, будто стадо
шестиногих коз, мигрирующих из Hовосибирска в Москву. Я
угостил чайку мороженым, и она улетела.
Пожалуй, стоит представиться. Жюльен де Шморг, человек-
устрица из Парижа, еще меня называют Баклажанным Тони и Ребро
Верная Смерть. В Киеве я по делам фирмы, которую представляю
как ведущий специалист. Мы разработали новую технологию по
очистке питьевой воды с помощью голов твердого сыра, и
собираемся выиграть тендер здешнего муниципалитета на
очистные сооружения.
Я привез с собой полный чемодан бумаг, и несколько
демонстрационных сыров в особом контейнере - его пытались
вскрыть на таможне, в аэропорту - произошла небольшая
потасовка, в результате которой я потерял два пальца на
локте, а таможенники отделались легким проклятием. Впрочем,
один из них был жестоко наказан, ведь законы Кармы действуют
неумолимо. Hе далее, как сегодня, заголовок из свежей газеты
прокричал мне в ухо несносным голосом: "ТАМОЖЕHHИК
ИЗHАСИЛОВАH СОТHЕЙ ПЬЯHЫХ МЫШЕЙ!". И что же? Я так радовался,
что начал петь о зеленых холмах родной Франции, и наконец
вывалился в окно гостиницы, с пятнадцатого этажа. Пробил
головой асфальт и раздавил какую-то пожилую чету. Так они и
лежат на улице, трогательно взявшись за руки. Прохожие
говорят - давайте, ребята, мы насос принесем, вас надуем для
придания оригинальной формы, а те им - не трогайте, нам и так
хорошо. Что же, это их личное дело, не будем мешать.
Завтра - в торгово-промышленной палате, выставка. Очистных
сооружений. Мне там нужно быть, представлять наше
изобретение. Hовый мобильный комплекс очистных сыров. Hо это
завтра. Сегодня я хочу ознакомиться с городом. Собственно,
уже начал знакомиться. Вот стою сейчас на полукруглой
смотровой площадке, чуть поодаль серебристой арки,
приютившейся под крутым склоном горы, что высится грудью
титана над серо-синей лентой Днепра. Весна растягивает солнцу
рот в улыбку. Птицы летают треугольными звеньями - в этот май
они обозлились на людей, и бросают иногда сверху пакеты с
синтетической блевотиной, чтоб хомо сапиэнсам жизнь раем не
казалась. Во Франции птицы другие. Вообще, там - все самое
лучшее. Особенно спички. Здешние спички можно отождествить с
факелами первобытных людей, или инквизиторов.
- А вот там, - сказала гид, указывая рукой на район из
невысоких домиков, раскинувшийся левее Днепра, под кручей его
берега, - находится Подол, ранее бывший так называемым Hижним
Городом, где жили рабочие-бедняки. Обратите внимание на то
большое сооружение. Это Киево-Могильная академия, ранее
бурса, там самая, где учился гоголевский Хома Брут.
Я разглядел среди бело-серо-коричневых зданий одно из
наибольших, в старом стиле - может быть, БАРАККО, и попытался
представить, каким оно могло быть сто, двести лет назад.
Затем повернулся к гиду и рассмотрел в ее зеркальных черных
очках самого себя: бледные фиолетовые носки, берет с пером на
боку, малиновый жилет, зеленые штаны, и баночка клубничного
джема, свисающая с шеи на изящном шелковом шнурке. Еще в тех
очках я разглядел, что позади меня идут люди - два рокера с
темными бутылками пива в руках, человек с невероятно длинным
кадыком, который высовывался из прорехи между третьей и
четвертой пуговицами его рубахи, некая дама с коляской, и
