Библиотека в кармане -русские авторы

         

Серафимович Александр - На Позиции


Александр Серафимович СЕРАФИМОВИЧ
НА ПОЗИЦИИ
Рассказ
В Москве все иначе кажется, чем на самом деле.
Вот я подъезжаю к передовым позициям. Глаз ищет окопов, ищет какой-то
черты, которая отделяет нас от врага. Ухо напряженно старается поймать
короткие и тупые в морозе выстрелы винтовок.
Но стоит зимняя тишина, и белый снег не зачернен ни одним пятнышком.
Деревня. Ребятишки катаются на салазках. Баба с ведром. Медлительно
идет с водопоя корова, и у губ ее намерзли сосульки. Предвечерний дым
медленно тянется из деревенских труб над соломенными крышами.
Это - передовые позиции.
Странно.
Над деревней вправо и влево тянутся горы. Высотой - примерно в три
раза выше Воробьевых гор.
Они молча голо белеют снегами. Только влево по бокам чернеет мертвый
зимний лес.
И мне чуется таящаяся угроза в их тяжелом белом перевале - там
начинается враждебная сторона.
Штаб бригады приютился около церкви в поповском доме. Попу отвели
комнату, а сами заняли две.
Вхожу. Прихожая вся набита красноармейцами: ждут поручений.
Крохотная комнатка почти вся занята поставленным посредине кухонным
просаленным столом. На нем самовар, валяются яичная скорлупа, куски хлеба,
сахара, зачитанная книжка. На маленьком столе, в углу, телефонные
аппараты.
В другой комнате, чуть побольше, на столе карты, бумаги, пакеты, а на
полу юзжит щенок, оставляя после себя следы.
И, странно все это освещая и придавая гробовой вид, мерцают
приклеенные по три к столам тоненькие желтеющие восковые свечи.
Нет керосина, у попа набрали церковных свечей.
Присматриваюсь: на кровати сидит командир бригады, о чем-то резонится
с политическим комиссаром.
У политического комиссара серьезное молодое исхудалое рабочее лицо.
Он в первых рядах, с винтовкой в руке дрался во всех боях. Судьба и
карьера бригадного в его руках, и комиссар своим спокойным лицом как бы
говорит: "Ну, побалуйся, побалуйся, молод еще".
Бригадный еще совсем мальчуган с детскими глазами; чуть закудрявилась
черная бородка. Это он, когда в страшной панике бежала соседняя дивизия,
со своей бригадой все время давал отпор изо всех сил наседавшему врагу,
вывел из-под удара обозы, артиллерию.
Он - из аристократической семьи, бывший офицер.
Садимся вокруг стола за самовар.
Меня забрасывают вопросами:
- Ну что, как в Москве? Каково настроение? Как идет работа? Чего
ждут?
Я рассказываю, и меня жадно, не моргнув, слушают. Все сердца, все
помыслы тянутся к красной Москве, к красному Петрограду.
Кто-то тянет тоненьким цыплячьим голосом: "Пи-и-и... пи-пи-пи...
пи-и-и..."
Начальник связи подымается, берет трубку - это телефон пищит. У
полевых телефонов нет звонков, а пищики, чтоб не слышно было в поле,
например.
- Штаб бригады. Хорошо, пришлем.
И опять садится к нам.
Мы настойчиво опустошаем самовар.
У зазевавшихся из-под носу утаскивают чашки, кружки: не хватает
посуды.
Сыплются шутки, остроты, взрывами смех.
И поминутно входят красноармейцы, с красными морозными лицами; не
снимая пушисто занесенной снегом папахи, подают пакеты ординарцы.
Тогда кто-нибудь встает из-за стола, берет пакет.
Лицо делается крепким, замкнутым. Читает. Подает другой пакет или
отдает словесное распоряжение.
Входит красноармеец с милым юношеским лицом, а глаза с промерзшими
ресницами отяжелели и померкли - печать усталости.
Ординарец.
Он говорит, по-детски улыбаясь:
- Устал, очень устал, и лошадь заморилась - целый день не слезаю.
Ежели пакет не срочный, нельзя ли до завтра, утром отвезу?
Бригадный держит па





Содержание раздела