Сергеев Иннокентий - Караван
Иннокентий А. Сергеев
Караван
Она
Она взяла лист бумаги и, придвинув чернильницу, задумалась. Потом, макнув
перо в чернила и быстро склонившись над столом, начала писать.
Я поднял воротник - в спину мне дул пронзительный ветер.
В городе за чугунной решёткой парка горели фонари, и на улицах были огни
машин; люди ждали, когда загорится зелёный, толпясь на переходах. Была
ночь, и шёл снег.
Я стоял у окна и не отрываясь смотрел на неё.
Она писала.
Вокруг неё было сотворённое светом пространство в ночи, столы и лампы. За
некоторыми столами сидели люди.
Она писала.
Они ходили далеко за её спиной, выходили из дверей и входили в двери,
набрасывая находу пиджак и рассеянно скользя взглядом по привычной картине
стен, дверей, коридоров... они разговаривали на лестницах, и их голоса
звучали на этажах...
Через три дня,- так работает почта,- я найду в почтовом ящике её письмо.
Ветер заносит снегом скамейки и постаменты на обледенелой набережной...
Острова и мосты
Я стоял, созерцая залитую холодным осенним солнцем панораму многоэтажных
новостроек города на том берегу реки.
Вокруг был огромный пустой склон, край которого далеко внизу терялся в
чёрном непролазном ольховнике. От выгоревшей земли тонкими струйками
поднимался кисловатый дым.
- Как всё-таки условны наши карты,- услышал я свой голос.- Номинально
здесь город, а там - пригород, а на деле всё наоборот.
Она подняла голову от костерка и улыбнулась мне.
- Там я живу. Вон там,- она поднялась и показала рукой.- Видишь?
- Где?
Она засмеялась и, подойдя ко мне, показала снова.
- Видишь, вон там, два крайних дома? За ними стоит третий.
- Да,- сказал я.- Теперь я больше не смогу говорить себе, что не знаю,
где ты живёшь.
Она потупилась.
- Прости.
- За что?
Она молча повернулась и пошла вниз, возвращаясь к своему костерку.
- Да брось ты свою затею!
Я подошёл к ней.
- Здесь всё гнилое. На этих свалках даже дым воняет.
- Ну и что,- сказала она, не глядя на меня.- Это не свалка.
- Теперь уже нет. Потому что весь мусор сгорел.
Она сидела на корточках, держа ветку над ленивым язычком бледного,
жиденького пламени.
- Ты обиделась?
- Я не знала, что для тебя это важно.
- Я не знаю, что для меня важно,- сказал я.- Завтра всё будет другим.
- Ты просто боишься,- заявила она.- Даже своего прошлого.
- Я боюсь не прошлого...
- Значит, будущего?
- Прошлое повторяется и, увы, не лучшим образом...
- Ты будешь приходить сюда и подолгу стоять вечерами, глядя на освещённые
окна домов на той стороне реки,- произнесла она театральным речитативом.-
И давай больше не будем об этом, ладно?
- Прошлое тут не причём,- сказал я.- И страх тоже.
- Значит, ты боишься меня,- она начала раздражаться.- И давай не будем
всё портить! Хотя бы сегодня.
- Ладно,- согласился я.- Это будет не поздно сделать и завтра. Ты похожа
сейчас на колдунью.
- Правда?
Она посмотрела на меня и засмеялась.
- Я колдунья,- сказала она, завывая, как это делают дети.- Я варю
приворотное зелье. А придя домой, я разденусь и, натерев тело волшебной
мазью, вскочу верхом на метлу и, взвившись в воздух, полечу облетать
владения Князя Тьмы.
- Я не могу изменить себя,- сказал я.- Но завтра всё станет другим, даже
если ничто не изменится.
Она перестала смеяться.
- Когда мы настоящие?- спросил я.
Она пожала плечами и отвернулась.
Мы молчали. Она смотрела в сторону.
- Скажи мне свой телефон.
Она отрицательно покачала головой.
- Зачем?
- Чтобы, стоя на этом берегу и глядя на освещённые окна города, я
