Сергеев-Ценский Сергей - Кость В Голове
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Кость в голове
Рассказ
I
Колокольчик куриного совхоза, как всегда, в пять вечера прозвонил
заливисто, и сезонники, строившие брудергауз, пошабашили. Плотники продули
рубанки и фуганки, штукатуры вытерли стружками лопаточки, кровельщики,
покрывавшие крутые опалубки крыши чересчур обильно просмоленным толем,
пытались оттереть руки влажной глиной. Наконец, небольшими кучками, по три -
по пять человек, они потянулись к своему бараку лесной, обрывистой, очень
крутой тропинкой в гору.
На том месте, где образовался совхоз, когда-то, до войны еще, вздумали
основаться немцы из колонистов и построили с десяток домов из здешнего
диорита; выкопали колодцы, в которых во время дождей держалась вода, а летом
пересыхала; завели фруктовые садики и винограднички. Во время войны немцев
этих отправили в Уфимскую губернию, бесхозяйственные дома разрушались.
Но один дам, получше других и попрочнее, двухэтажный, с башенкой,
стоявший на тычке, похожий не то на перечницу, не то на чернильницу, обратил
внимание проезжавшего по шоссе одного из видных работников птице-треста, и
вот, в недолгом времени, в нем именно, в этом уцелевшем доме, образовалось
ядро совхоза, носившего имя той горы, на которую его нечаянно взнесло.
Впрочем, не только люди, но и тысячные стада леггорнов могли досыта
любоваться отсюда бескрайным морем на юг и вершинами Яйлы на север, так как
эти вершины были все-таки куда более величественны и серьезны, чем та
круглая и уютная гора, на которой вздумали разводить итальянских кур.
Вид отсюда был богатый, и два штукатура, немолодых уже, жестколицых,
морщинистых, сутулых, усевшись поодаль от других, куря кручонки, дым пускали
кверху, чтобы не мешал он им глядеть кругом, и, может быть, ощущали
несознаваемую ясно подавленность перед тем, что сзади их каменно подымалось,
а спереди без конца синело. Если бы на море и ходили сейчас волны с
двухэтажный дом высотой, разглядеть этого отсюда было бы невозможно: синь и
гладь, которая скоро должна была зазолотеть, так как солнца оставалось
немного.
Одного из штукатуров - несколько повиднее, посырее, поплотнее и
поусатее - звали Евсеем, другого - Павлом, и в то время, как Евсей имел
склад губ смешливый, Павел тонкие губы свои зажимал строго: в обтяжку
приходились они у него к зубам, еще не вполне прокуренным и не щербатым, и
две глубокие, тоже строгие морщины на его сухих щеках правильно-прямо
прочерчены были от подскульев к подбородку. Глаза у него были небольшие,
мещеряцкие, с тусклым блеском, но редкие черные брови надвинуты на них до
отказа, а нос с горбинкой прижимался к губе тоже каким-то задумчиво широким
и строгим пришлепом. Люди такого склада торжественны по самой природе своей
и к улыбке мало способны. Он и теперь сидел торжественный и напряженный, и
этому ничуть не мешала его заляпанная известью кепка и рабочий фартук.
Евсей был пришлый из курской деревни; он сказал тенорком:
- Так посмотреть округ, будто ничего, подходяще, а только ни к чему...
Прямо перевод денег вся тут жизнь... Настоящей, правильной жизни тут, хотя
бы и с этими белыми курями, быть не должно: лес да камень.
А Павел на это важно и торжественно:
- Это ты по крестьянству судишь... Сознаю сам и ничего в возражении не
имею... (Голос у него был хрипучий.) По крестьянству тут податься куда
широко не хватает возможностей... Однако живут многие... А я, как с
мальчишек в этот Крым попал с дядей, - мы рязанские, - так все и провожал
долгое время... Несмо
