Библиотека в кармане -русские авторы

         

Сергеев-Ценский Сергей - Недра


Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Недра
Поэма
I
Шел ей девяносто шестой год, - пожалуй, даже и нельзя уже было сказать
"шел": бабушка все время сидела в кресле-качалке, больше дремала, чем
смотрела и слушала, и едва ли сознавала ясно, что идет время. Череп облысел
- прикрывала его черным чепцом; бессчетно много было морщинок коричневых на
ее лице - все еще большом, с орлиным носом, - и держалась еще дряблая
дородность в теле.
В середине апреля часто стала впадать бабушка в долгие забытья; думали,
что от пьяного весеннего воздуха, но знакомый доктор предположил близость
смерти. Тогда в комнату бабушки стали чаще заглядывать днем, а ночью
поочередно дежурили ее внучки и правнучки, чтобы в момент смерти быть около
незапамятно старой, ворчливой, любимой, когда-то победно красивой, прожившей
длинную жизнь.
Была своеобразная таинственность и жуткость в том, как стерегли смерть.
В доме следили приход ее пять человек: старый чиновник губернского
правления, Никандр Порфирьич, женатый на дочери умирающей Ольге Ивановне, их
сын, пострадавший за убеждения, женившийся в Сибири и теперь приехавший с
женой в родной город искать какого-нибудь места, и баба-законница кухарка
Лукерья.
Потом приезжали посменно две внучки, обе замужние, жившие в том же
городе, полнокровные, очень деятельные, сентиментальные, и три правнучки,
двоюродные сестры: Лиза, просватанная за инженера Строгова, Даша - невеста
поручика Головачева, и Варенька, самая младшая, лет шестнадцати.
Тянулось это около двух недель, - все кто-то откладывал нежеланное, но
жданное, и уж началось какое-то соревнование в том, кому предназначено
увидеть последние минуты бабушкиной жизни, и было только любопытство
игроцкое, как в карточной игре, а боязни никакой не осталось.
Старик Никандр Порфирьич - чиновник - был человек скромный: придя со
службы, спал, а потом сидел у себя в кабинетике и допоздна рисовал акварелью
морские виды (хотя в натуре моря никогда не видал): синюю воду - белые
корабли, или зеленую воду - белые облака, или голубую воду - белых чаек;
только три краски у него и было: белила, гуммигут и берлинская лазурь. Любил
дали, а берегов не любил, почему и не держал для них красок.
Бывший ссыльный, сын его, такой же скромный, как и отец, занимался
математикой, просто так, как любитель: пользы от этих занятий извлечь не
мог. Оба они, забившись в кабинетик, старались не мешать друг другу: мало
говорили, даже мало покашливали и совсем не курили, ни тот, ни другой. А в
остальном доме - и в столовой, и в гостиной, и в спальне, и в комнате
бабушки - везде было шумно, болтливо, хлопотливо: там жили.
Приезжая, ужинали, болтали о чем-то своем, неистощимо женском, потом,
когда в доме укладывались спать, шли на дежурство в комнату бабушки. В
комнате стояла для дежурной свежепостланная кровать, на которой спать
воспрещалось, но можно было лежать и читать при свече книгу. Книгу выбрали
толстую - роман с нескончаемой любовью, - и редко кто знал, как называется
роман, и никого, по обыкновению, не занимало, кто автор, и то, что
прочитывалось за ночь, через день забывалось бесследно, и загнутые уголки
страниц вечно путали, путали и крестики среди текста, которые делали
шпилькой, - но свеча и толстый роман - это уж так повелось.
Когда дежурила старшая внучка умиравшей, Серафима Павловна, она просила
еще чайник холодного чаю и вазочку клубничного варенья; помешивала тихо
звякавшей ложечкой и пила. Очень это любила: холодный чай, клубничное
варенье и как





Содержание раздела